Не бойся

— Ты зарплату получил? — насторожилась Ирина Анатольевна.

— Получил, — гордо вскинув голову, ответил муж. — Вот. — Он начал вынимать из карманов смятые бумажки.

Жена расправила их и сложила аккуратно стопкой, затем пересчитала.

— Это все? — На глаза навернулись слезы. — Тут и половины не наберется того, что ты должен получить.

— В следующий раз принесу больше, — отмахнулся Леонид.

— Может, и рожать в следующий раз прикажешь? — Ирина схватила мокрую тряпку со стола и несколько раз ударила ею мужа по лицу. Она бросила тряпку на место, прикрыла лицо руками и навзрыд заплакала. — О своем будущем ребенке подумал? Какой после этого ты отец, кровопийца проклятый!

— Не вой, без тебя душа разболелась! — прикрикнул хозяин, выпуская дым изо рта.

— Не кури, здесь маленький ребенок бегает. — Ирина вырвала у мужа окурок и выбросила в помойное ведро.

— Ах ты, мегера! — вскочил пьяный хозяин. — Забыла свое место? Ну так я напомню! — И он ударил ее в живот.

Жена закричала, согнулась и присела на корточки.

— Чтоб через десять минут накрыла на стол, я жрать хочу, — приказал Леонид и вышел, громко хлопнув дверью. Он сел на диван, закинув ногу на ногу, достал новую папиросу, прикурил и кинул горелую спичку на пол.

— У-у-у! — раскрылись дверцы тумбочки, оттуда выскочил Сережа и бросился к отцу. — Не нашел, папка, не нашел! — тараторил сын, уже сидя на коленях у отца.

Леонид встал с ребенком на руках и подбросил его несколько раз к потолку, окутывая малыша дымом.

— Еще, еще! — загорелись у Сережи глазенки. — Папа, еще!

— Отпусти ребенка или затуши папиросу, — сказала вошедшая Ирина, охая и держась за живот.

Муж бросил на нее злой взгляд и выпустил дым в лицо сыну.

— Пусть привыкает, мужик растет.

Малыш поморщился и закашлялся.

— Отпусти, папа, отпусти — глаза щиплет, — захныкал он.

— Оглох или сердца у тебя нет? Ведь родное дитя просит, а он? — Она кинулась к мужу и стала вырывать сына.

— Совсем никакого уважения, — проворчал отец, отпустил ребенка и влепил жене оплеуху, та отлетела вместе с сыном.

— Не бей маму, не бей! — в голос заревел Сережа.

— И ты туда же, выродок? — Леонид бросил окурок на пол и раздавил его ногой.

— Ну зачем свинячишь? У меня и так руки отваливаются, — жалобно произнесла Ирина, прижимая к себе сына, гладя его по голове и успокаивая.

— Заткнись, без тебя тошно! — взревел Леонид.

— Совести у тебя нет ни на грош, чадо разрывается, а он…

Муж схватил ее за волосы одной рукой, а другой наотмашь тыльной стороной ладони ударил по лицу.

— Совести, говоришь, нет? — передразнил он жену, таская ее за волосы по комнате. — Выходит, ты совестливая?

Ирина выронила ребенка, тот путался под ногами. Она прикрыла руками живот, не заботясь о голове, на которую так и сыпались удары. А Сережа, хоть и перепуганный насмерть, ухватился за ногу отца, пытаясь как-то защитить мать, и елозил вместе с ней по всей комнате.

— Ты опять за старое — мать избивать? — В доме появился старший, шестнадцатилетний сын Казаковых — Алексей и пришел на помощь матери. — Сколько раз нужно тебе говорить, чтоб не распускал рук?

Сын ударил горе-отца в челюсть, и тот выпустил жену. Леонид поднялся и вытер кровь, сочившуюся из рассеченной губы, рукавом рубашки.

— Так, — многозначительно произнес он. — Сынок на родного отца руку поднял?!

— А ты мать не трогай, — огрызнулся подросток.

— Знай я, что доживу до такого дня, в колыбели бы придушил змееныша, — сказал глава семьи, но на рожон не полез.

— Смени пластинку, — ответил Алексей, успокаиваясь. — Нажрался, так иди отдыхай, нечего тут права качать, — уже мирно закончил старший сын.

Ирина ушла на кухню, Сережа терся около брата, а Леонид отправился в спальню и бухнулся на кровать, не раздеваясь и не разуваясь. Это была небольшая комнатка, где стояла одна кровать и огромный дедовский сундук, который хозяйка запирала на замок и никого к его содержимому не допускала.

— Мальчики! Кушать, — позвала хозяйка из кухни. Она понемногу приходила в себя после побоев. Прибрала растрепавшиеся волосы, умыла лицо. И хотя низ живота продолжал ныть, она, натужно улыбаясь, старалась не показать виду сыновьям, что ей нехорошо.

Малыш дул на ложку, обжигался, снова дул, но не позволял матери кормить себя — любил самостоятельность. Алексей, насупившийся и угрюмый, быстро опорожнял тарелку. А мать, задумавшись, водила ложкой по дну тарелки.

— Алеша, позови отца, — не выдержала Ирина.

— Да ну его, — буркнул старший сын.

— Позови, сказала же! Человек с работы, голодный, — настаивала на своем мать.

— Вот так всегда, он ее лупит, а она его жалеет, — с досадой ответил Алексей и поднялся.

Леонид, подогнув под себя ногу в грязном ботинке, храпел, пуская слюни, он не слышал и не чувствовал, как к нему подошел первенец и потряс за плечо. Сообразив, что на предка легкое прикосновение не действует, сын перевернул его на спину и потряс сильнее.

— Что надо? — открыл глаза глава семьи.

— Мать за тобой послала, — угрюмо сказал сын.

Старший сын не любил отца и всякий раз это подчеркивал. Он не понимал мать, которая прощает ему все вместо того, чтобы сдать в милицию. Алексей считал, что нары — самое лучшее место для такой скотины. Он опасался, что в порыве необузданной ненависти, которая нередко накатывала на него, не выдержит и убьет того, благодаря кому появился на свет. Это, наверное, единственная заслуга его отца. Алексей знал, что основную нагрузку в его воспитании на своих хрупких плечах несет мать, и очень ценил это. Он переживал трудный, переходный возраст и все видел без малейших оттенков: если любил — то любил, если ненавидел — то ненавидел.

— Зачем я ей понадобился? — спросил кормилец, державший семью на голодном пайке.

— Ужин стынет, — выдавил из себя первенец.

— Пусть сама жрет свои помои, — пробурчал отец и отвернулся к стенке.

— На большее ты не заработал, — начиная выходить из себя, заступился за мать сын. — Не советую тебе оскорблять маму, иначе…

— Что иначе? — усмехнулся папаша. — Пока еще мелко плаваешь, сосунок.

Алеша хотел развернуть отца и съездить ему по физиономии. Но, жалея мать, он сдержался.

— Он не голоден, — ответил сын на немой вопрос матери и добавил: — Не унижайся ты перед ним, мам. Жрать захочет, сам приползет.

— А ты не осуждай его, Алеша, какой ни есть, а все же отец, — протерла мать глаза передником.

— Лучше бы он сдох, — в сердцах выпалил сын. — Он же тебя когда-нибудь прибьет.

— Нужно перетерпеть, сынок, он муж мне, по закону. Иной раз в горячке ударит, потом сам и пожалеет. Характер у отца добрый. Это зеленый змий его губит, вот он и буянит, — заступалась мать за отца.