Ему казалось, что пожар вызван только одним его желанием. Мирошниченко вспомнил давний совет Сидорыча, извлек из внутреннего кармана справку об освобождении и бросил ее в огонь. Далее оставаться в вагоне было опасно, да и не имело смысла.
Тарас Поликарпович влез в пустой вагон товарняка и забился в угол. Там без воды и пищи он просидел несколько суток, даже позы редко менял, пока не услышал голоса рабочих, разъединяющих вагоны.
— Тут какой-то бомж затесался! — крикнул один из них, обнаружив Мирошниченко.
— Гони его, — посоветовал другой.
— Ты что, не слышал? — прикрикнул рабочий на бомжа. — А ну пошел отсюда, пока по шее не получил!
Тарас Поликарпович вылез и зажмурился от яркого дневного света, ноги затекли, и он не мог двинуться с места.
— Уйди с дороги, — оттолкнул его бригадир рабочих, и Мирошниченко упал набок.
За последние несколько месяцев он уже привык к подобному обращению, поэтому его самолюбие задето не было. Он поднялся и, прихрамывая, отошел от рабочих на безопасное расстояние. Только теперь протер глаза и осмотрелся. Множество железнодорожных путей говорило о том, что он попал в крупный город. Найти дорогу к железнодорожному вокзалу особого труда не составляло.
— Саратов, — прочитал Тарас Поликарпович на здании вокзала.
Здесь он пробичевал много лет.
Все местные бомжи знали его, но ни с кем из них близко он не сходился. Ночевать Мирошниченко приноровился в близлежащей газовой котельной. Он устроил себе постель в углу, среди труб, использовав для этого картон от коробок. Приходил в котельную он поздно ночью и работникам своим присутствием не досаждал, а те из жалости не гнали его.
Бомжей в стране становилось все больше и больше, и государство практически махнуло на них рукой. Теперь других забот хватало. Великая страна стояла на грани развала, тут уже не до бомжей. Тарас Поликарпович за эти годы основательно похудел, теперь в нем вряд ли оставалось и шестьдесят килограммов. Он искал только, где выпить, пища же его абсолютно не интересовала. Без еды он мог просуществовать неделю и даже не вспомнить о ней, без водки же мог прожить лишь несколько часов. Пошаливало сердце. Удивительно, что оно вообще до сих пор не отказало, ведь он когда-то перенес инфаркт. Возможно, помогло то, что он вовремя сбросил излишки веса. Но бывший начальник колонии прекрасно осознавал, что если вовремя не похмелиться, то сердце остановится. Он давно забыл родных, знакомых и тех, из-за кого скатился в пропасть. Кроме водки, для него никого и ничего не существовало.
Он не ограничивался обитанием только на железнодорожном вокзале и все чаще делал вылазки в город, крутился у коммерческих палаток. Здесь частенько подворачивалась возможность подработать. Новоявленные буржуи без зазрения совести использовали практически бесплатную рабочую силу бомжей. Те, в свою очередь, брались за самую грязную и тяжелую работу. Как-то, разгружая грузовую машину с болгарскими соленостями, Тарас Поликарпович случайно обратил внимание на джип, который остановился у ближайшей девятиэтажки. Несмотря на то, что расстояние до джипа было приличным, ему показалось знакомым лицо водителя, вышедшего из машины.
— Чего рот разинул? — прикрикнул на него коммерсант, который нанял за пять бутылок водки трех бомжей для разгрузки.
— Красивая техника, — показал Тарас Поликарпович рукой в сторону джипа. Он подавал упаковки из кузова.
— На таких тачках только крутые разъезжают, — произнес предприниматель с завистью.
— Выходит, что обладатель той машины крутой парень? — осклабился бомж.
— Круче не бывает, — заверил коммерсант.
— А ты его знаешь? — допытывался Тарас Поликарпович, не прекращая работать.
— Лично не знаком, — признался наниматель. — Но кто ж в городе Атамана не знает? Под его крышей, как минимум, треть нашего брата сидит. Говорят, что мужик он справедливый.
Мирошниченко будто кто-то по голове ударил, он чуть не выронил упаковку.
— Осторожнее. — Предприниматель помог ему удержать ее.
— Будь моя воля, я бы давил таких справедливых, — процедил он сквозь зубы.
— Ты что? Ополоумел? — испугался коммерсант, оглядываясь по сторонам. — Считай, что я ничего не слышал, а ты не говорил. Смотри! Не ляпни еще где-нибудь такое, — предупредил он по-дружески.
— Мне, старому, уже бояться нечего, — ответил Мирошниченко. — Моя песенка, можно сказать, спета. Но были времена, когда крутые у меня из ШИЗО не вылезали. — В глазах у него вспыхнул недобрый огонь. И в такую минуту они не казались бесцветными.
— Вот что! Меня твое мнение не интересует, и больше не приходи ко мне подрабатывать, — сказал коммерсант, не желая ввязываться в неприятности. К тому же он догадался о бывшей профессии бомжа, к которой не относился с должным уважением.
— Дело житейское, — отозвался Мирошниченко, несколько умерив пыл. — Только еще неизвестно, кто из-за этого больше проиграет.
Дальше Тарас Поликарпович работал молча и алкоголем в этот день сильно не увлекался. Ночью его одолевали мысли, и он ворочался в углу котельной. Притупившееся чувство мести просыпалось с новой силой, он вспомнил абсолютно всех своих обидчиков. Он старался гнать думы о мести, понимая, что стар и немощен для того, чтобы тягаться с Атаманом.
Все же Тарас Поликарпович нашел выход и решил анонимно заявить на него в милицию, но не спешил сделать задуманное. Необходимо было выяснить как можно больше подробностей. Раз здесь Атаман, то и его подельник Диксон должен быть поблизости. Целыми днями теперь бомж просиживал возле подъезда Крутояровой и много еще повидал знакомых. Через неделю он знал, в какой квартире они собираются.
И, возможно, в скором времени сдал всю компанию с чистой совестью, если бы не тот случай, когда Атаман оставил джип открытым, и Мирошниченко не сдержался перед желанием угнать его. Но из этого ничего не вышло. Подвело и то, что Панина он видел впервые, а он-то как раз и задержал угонщика.
Столкнувшись со своими бывшими осужденными, он в очередной раз испытал унижение и изменил свой первоначальный план. Надумал он лишить их жизней во что бы то ни стало, по крайней мере, Казакова и Сайфутдинова.
Украденными тремястами долларами распорядился расчетливо. Приличный, но недорогой костюм, однотонная бежевая рубашка, полуботинки и шляпа составляли теперь его гардероб. Помывшись в бане и расставшись со щетиной, он преобразился и был похож на высохшего, больного, но аккуратного и добропорядочного гражданина со средним достатком. Остальные деньги он использовал на поездку в родные края, вспомнив о тайнике, в котором оставался пистолет Макарова.
Как только у Тараса Поликарповича появилась определенная цель, он весь как-то преобразился. От недавнего бомжа и следа не осталось, чувствовалась военная выправка. Дождавшись полной темноты и когда во всех окнах погаснет свет, Мирошниченко бесшумно подкрался к воротам своего бывшего дома. Бросив небольшой камешек во двор, в сторону, где должна была находиться собачья будка, он прислушался и с удовлетворением отметил, что собаки нет.
Комментариев нет