Не бойся

— Какие планы на будущее? — Крупенин полностью отдавал инициативу.

— Мы будем следить в свободное от службы время за Казаковой, и рано или поздно она нас выведет на остальных членов банды.

— Если вообще таковая существует.

— Естественно, — грустно улыбнулся собеседник. — Лучше бы я ошибался.

Несколько вечеров они продежурили у дома Казаковой, сидя в машине Крупенина, которую ставили за два подъезда от Любиного. При себе у них было табельное оружие и переносная рация на всякий случай.

В этот трагический вечер, когда Люба пырнула ножом своего мужа, они находились на обычном месте своего добровольного дежурства. Когда тихо подъехала «девятка», из которой вылез Сутулый, Вершков сразу узнал его.

— Этот человек и сделал тогда мне усыпляющий укол, — шепнул он напарнику.

— Это серьезный факт, подтверждающий твою версию, — ответил Василий. Они видели, как преступники вынесли коробку и закрепили на багажнике машины.

— Тяжелая, — подметил Крупенин.

— Возможно, там человек, — предположил Александр.

— Может, возьмем их сейчас? — оживился напарник.

— Нет смысла. Они только усыпляют жертву, он им какое-то время нужен живым. Необходимо брать их с поличным на месте преступления, — ответил Вершков.

— Возможно, в коробке совершенно не то, о чем мы думаем. Ведь она сама живет в этом подъезде. Не соседей же они подбирают в доноры.

— А если кого-нибудь пригласили домой к Казаковой и там усыпили? Не станем загадывать, давай за ними, — скомандовал Александр. Но на втором перекрестке Любина «восьмерка» проехала прямо, а «девятка» Сутулого свернула налево.

— За кем теперь? — растерялся Крупенин.

— Нас интересует содержимое коробки, — подсказал напарник.

Они еще долго преследовали Сутулого, который вывел их на окраину города и запетлял по узким улочкам, пока не потерялся совсем.

— Кажется, он заметил нас и выключил габариты! — с досадой воскликнул Крупенин.

— Будем искать, — не терял надежды Вершков. Они исколесили всю окраину города, но так и не обнаружили злополучной машины.

— Раззява, — упрекнул друга Вершков.

— В чем моя вина? У того «девятка», а у нас «шестерка», к тому же в этих улочках сам черт заблудится. Еще есть какие-нибудь соображения?

— Подожди, подожди. У Казаковой есть брат. Ну-ка, свяжись с отделом и запроси место его работы, — выдвинул Александр очередную идею.

Через несколько минут они получили интересующие их сведения.

— В крематории? — переспросил Вершков, хотя сам слышал сообщение дежурного.

— Да, — коротко подтвердил Крупенин.

— Мрачное место, но очень удобное для уничтожения всех следов. Знаешь, где он находится?

— Рядом, — кивнул Василий.

— Вперед.

К крематорию преследователи подъехали, когда Люба уже покинула его. Дверь с улицы оказалась закрытой. Стучать в нее и поднимать шум раньше времени сотрудники милиции не хотели, поэтому перемахнули через высокий забор во дворик мрачного строения. «Девятка» Сутулого говорила, что они на верном пути.

Крупенин и Вершков ворвались в помещение в тот момент, когда Павел душил пьяницу. Василий оглушил его рукояткой пистолета, а когда тот упал, придавил его спину коленом и выдернул из своих брюк ремень, но связать преступника не успел.

Сергей находился в отдалении, около тела Гарика, которое они намеревались сжечь. Как только ворвались вооруженные люди, он незамеченным юркнул за камеру сгорания. На соседней с камерой сгорания стене снял вентиляционную решетку, сунул в окошечко руку и извлек пистолет. У него тряслись руки, но понимая, что попались они с поличным, решил рискнуть.

Пьяный сторож выскочил из укрытия и выстрелил в Крупенина, пуля лишь чиркнула того по ноге. Но его напарник резко развернулся и навскидку машинально два раза выстрелил в Сергея. Одна пуля угодила в грудь, другая в шею. Казаков выкатил удивленные глаза и рухнул замертво.

— Говорил я ей, что не стоит тебя отпускать, — процедил Сутулый сквозь зубы, когда немного очухался, тем самым развеивая последние сомнения у Вершкова относительно построенной им версии.

Александр взглянул на трупы Гарика и Сергея, узнав обоих.

«Неужели и этот мой родной брат?» — мелькнуло у него в голове, когда его взгляд остановился на Сергее. И он почему-то вспомнил, как Люба интересовалась его серебряной цепочкой с подковкой.

— Сашок, что дальше? — долетел до его сознания отдаленный голос напарника.

— Вызови наших и разберись тут без меня, — отдал Вершков распоряжение. — А я в первую городскую больницу. — Уже на выходе добавил: — Не забудь и туда послать группу захвата.

Последнее, что он услышал, покидая место трагедии, был стон пьяницы, которого не успел придушить до конца Сутулый…

В отделении гемодиализа шла операция по пересадке почки. Делал ее профессор Элькин, ассистировала ему одна только женщина, кандидат медицинских наук — Любовь Леонидовна Казакова, которую не покидали недобрые предчувствия. На улице резко заскрежетали тормоза автомобиля. Женщина осторожно выглянула в окно и узнала Вершкова, который поспешно направлялся к входу в здание.

Она, не предупредив Элькина, бесшумно выскользнула из операционной и, сбросив на ходу халат, побежала к служебному выходу. Что профессора арестуют, она не сомневалась…

Ирину Анатольевну разбудил продолжительный и требовательный звонок среди ночи. Недоумевая, кто бы это мог быть в столь поздний час, она вышла в прихожую, накинув домашний халат.

— Кто?

— Открывайте, милиция.

Голос прозвучал сухо и официально.

Сильно состарившаяся, убитая горем женщина распахнула дверь и увидела прямо перед собой потерянного много лет назад сына, встречи с которым она так долго искала. За его спиной стояли еще два милиционера.

— Сынок! — Она бросилась ему на шею, расстегнула пуговицу на груди и поцеловала подковку. — Сам пришел.

Александр буквально оторопел, несмотря на то, что обо всем уже догадался. Он протолкнул ком в горле и с горечью произнес:

— Мама!

В прихожей, полностью собранная, появилась Люба.

— Он за мной пришел.

Ирина Анатольевна повернула к дочери мокрое от слез лицо. Ничего не спросив, вновь обернулась к сыну и только теперь заметила за его спиной посторонних.

— Сынок?!

— Он не виноват, мама. — Люба протиснулась к сопровождающим Вершкова. — Ведите, а он пусть останется. — Уже спускаясь по лестнице, она выкрикнула, подавляя желание заплакать: — Запомни, мама, он самый достойный из всех твоих детей и теперь единственный.

— Боже! О чем это она? — Мать начала догадываться, что, приобретая сына, она теряет дочь.

В эту же ночь в камере-одиночке Люба свела счеты с жизнью. По этому поводу еще долго ходили пересуды в тюремных казематах. У нее не было веревки или хотя бы шнурка, чтобы повеситься, не было острых и режущих предметов.

Она перетерла вены на руках о прутья решетки, закусив нижнюю губу и не издав ни единого звука. А утром охранники долго не могли разогнуть ее пальцы, которыми умирающая зацепилась за прутья. День уже давно наступил, а в глазах женщины застыла полная луна.