– Боже праведный! – гулко прозвучал снизу голос Атоса. – Мне кажется, я слышу голос д’Артаньяна…
– Ты не ошибся, – ответил д’Артаньян, тоже стараясь говорить громче, – это я собственной персоной, друг мой!
– Превосходно! – сказал Атос. – В таком случае мы славно отделаем этих храбрецов.
Англичане схватились за шпаги, но они оказались между двух огней. Еще секунду они колебались, однако, как и в первый раз, самолюбие одержало верх, и под вторичным ударом дверь погреба треснула во всю длину.
– Посторонись, д’Артаньян, посторонись! – крикнул Атос. – Сейчас я буду стрелять.
– Господа! – сказал д’Артаньян, никогда не терявший способности рассуждать. – Подумайте о своем положении… Минуту терпения, Атос… Господа, вы ввязываетесь в скверную историю и будете изрешечены пулями. Я и мой слуга угостим вас тремя выстрелами, столько же вы получите из подвала. Кроме того, у нас имеются шпаги, которыми мы – я и мой друг – недурно владеем, могу вас уверить! Не мешайте мне, и я улажу и ваши дела и свои… Сейчас вам дадут пить, даю вам слово!
– Если еще осталось вино, – раздался насмешливый голос Атоса.
Трактирщик почувствовал, что спина его покрылась холодным потом.
– То есть как – если осталось вино? – прошептал он.
– Останется, черт возьми! – сказал д’Артаньян. – Успокойтесь… не могли же они вдвоем выпить весь погреб!.. Господа, вложите шпаги в ножны.
– Хорошо! Но и вы заткните пистолеты за пояс.
– Охотно.
И д’Артаньян подал пример. Затем, обернувшись к Планше, он знаком приказал разрядить мушкет.
Убежденные этим обстоятельством, англичане поворчали, но вложили шпаги в ножны. Д’Артаньян рассказал им историю заключения Атоса, и так как они были настоящие джентльмены, то во всем обвинили трактирщика.
– А теперь, господа, – сказал д’Артаньян, – поднимитесь к себе, и ручаюсь, что через десять минут вам принесут все, что вам будет угодно.
Англичане поклонились и ушли.
– Теперь я один, милый Атос, – сказал д’Артаньян. – Отворите мне дверь, прошу вас!
– Сию минуту, – ответил Атос.
Послышался шум падающих вязанок хвороста и скрип бревен: то были контрэскарпы и бастионы Атоса, уничтожаемые самим осажденным.
Через секунду дверь подалась, и в отверстии показалось бледное лицо Атоса; беглым взглядом он осмотрел местность.
Д’Артаньян бросился к другу и с нежностью обнял его; затем он повел его из этого сурового убежища и тут только заметил, что Атос шатается.
– Вы ранены? – спросил он.
– Я? Ничуть не бывало. Я мертвецки пьян, вот и все. И никогда еще человек не трудился так усердно, чтобы этого достигнуть… Клянусь богом, хозяин, должно быть, на мою долю досталось не меньше чем полтораста бутылок!
– Помилосердствуйте! – вскричал хозяин. – Если слуга выпил хотя бы половину того, что выпил его господин, я разорен.
– Гримо хорошо вымуштрован и не позволил бы себе пить то же вино, что я. Он пил только из бочки. Кстати, он, кажется, забыл вставить пробку. Слышите, что-то течет?
Д’Артаньян разразился хохотом, от которого хозяина из озноба бросило в жар.
В эту минуту за спиной Атоса появился Гримо с мушкетом на плече; голова его тряслась, как у пьяных сатиров Рубенса.[64] Спереди и сзади он был облит какой-то жирной жидкостью, в которой хозяин признал свое лучшее оливковое масло.
Процессия прошла через большой зал и водворилась в лучшей комнате гостиницы, которую д’Артаньян занял самовольно.
Между тем хозяин и его жена ринулись с лампами в погреб, вход в который был так долго им воспрещен; там их ждало страшное зрелище.
За укреплениями, в которых Атос, выходя, пробил брешь и которые состояли из вязанок хвороста, досок и пустых бочонков, сложенных по всем правилам стратегического искусства, там и сям виднелись плавающие в лужах масла и вина кости съеденных окороков, а весь левый угол погреба был завален грудой битых бутылок; бочка, кран которой остался открытым, истекала последними каплями «крови». Выражаясь словами древнего поэта, смерть и запустение царили здесь словно на поле брани.
Из пятидесяти колбас, подвешенных к балкам потолка, оставалось не больше десяти.
Вопли хозяина и хозяйки проникли сквозь своды погреба, и сам д’Артаньян был тронут ими. Атос даже не повернул головы.
Однако вскоре скорбь сменилась яростью. Не помня себя от отчаяния, хозяин вооружился вертелом и ворвался в комнату, куда удалились два друга.
– Вина! – сказал Атос, увидев его.
– Вина! – вскричал пораженный хозяин. – Вина! Да ведь вы выпили больше чем на сто пистолей! Да ведь я разорен, погиб, уничтожен!
– Полно! – сказал Атос. – Мы даже не утолили жажду как следует.
– Если бы еще вы только пили, тогда полбеды, но вы перебили все бутылки!
– Вы толкнули меня на эту груду, и она развалилась. Сами виноваты.
– Все мое масло пропало!
– Масло – отличное лекарство для ран. Надо же было бедняге Гримо залечить раны, которые вы ему нанесли.
– Все мои колбасы обглоданы!
– В этом погребе уйма крыс.
– Вы заплатите мне за все! – вскричал хозяин, выведенный из себя.
– Трижды негодяй! – ответил Атос, приподнимаясь с места, но тут же снова упал на стул: силы его была исчерпаны.
Д’Артаньян пришел к нему на помощь и поднял хлыст.
Хозяин отступил на шаг и залился слезами.
– Это научит вас, – сказал д’Артаньян, – вежливее обращаться с приезжими, которых вам посылает бог.
– Бог! Лучше скажите – дьявол!
– Вот что, любезный, – пригрозил ему д’Артаньян, – если ты не прекратишь терзать наш слух, мы запремся у тебя в погребе вчетвером и посмотрим, действительно ли ущерб так велик, как ты говоришь.
– Согласен, господа, согласен! – испугался хозяин. – Признаюсь, я виноват, но ведь нет такой вины, которую нельзя простить. Вы знатные господа, а я бедный трактирщик, и вы должны меня пожалеть.
– А, вот это другой разговор! – сказал Атос. – Этак ты, пожалуй, размягчишь мое сердце, и из глаз у меня польются слезы, как вино из твоих бочек. Мы не так страшны, как кажется. Подойди поближе, и потолкуем.
Хозяин с опаской подошел ближе.
– Говорю тебе, подойди, не бойся, – продолжал Атос. – В ту минуту, когда я хотел расплатиться с тобой, я положил на стол кошелек.
– Совершенно верно, ваша светлость.
– В этом кошельке было шестьдесят пистолей. Где он?
– Сдан в канцелярию суда, ваша светлость: ведь мне сказали, что это фальшивые деньги.
– Так вот, потребуй кошелек обратно и оставь эти шестьдесят пистолей себе.
– Но ведь вам хорошо известно, ваша светлость, что судейские чиновники не возвращают того, что попало к ним в руки. Будь это фальшивая монета – ну, тогда бы еще можно было надеяться, но, к несчастью, деньги были настоящие.
– Договаривайся с судом как знаешь, приятель, это меня не касается, тем более что у меня не осталось ни единого ливра.
Комментариев нет