– Атоса? – почти невольно повторил король. – Да, мне, кажется, знакомо это имя…
– Пусть ваше величество потрудится вспомнить, – сказал де Тревиль. – Господин Атос – тот самый мушкетер, который на известной вам злополучной дуэли имел несчастье тяжело ранить господина де Каюзака… Да, кстати, ваше преосвященство, – продолжал де Тревиль, обращаясь к кардиналу, – господин Каюзак вполне поправился, не правда ли?
– Да, благодарю, – проговорил кардинал, от гнева прикусив губу.
– Итак, господин Атос зашел навестить своего друга, – продолжал де Тревиль, – молодого беарнца, кадета гвардии вашего величества, из роты Дезэссара. Молодого человека не оказалось дома. Не успел господин Атос опуститься на стул и взять в руки книгу, намереваясь подождать своего друга, как целая толпа сыщиков и солдат, смешавшихся вместе, осадила дом, взломала несколько дверей…
Кардинал знаком пояснил королю: «Это по поводу того дела, о котором я вам говорил…»
– Все это нам известно, – произнес король. – Ибо все это делалось ради нашей пользы.
– Итак, – продолжал де Тревиль, – ради вашей пользы был схвачен один из моих мушкетеров, ни в чем не повинный, ради вашей пользы он под охраной двух солдат был, словно злодей, проведен по улицам города, сквозь толпу, осыпавшую оскорблениями этого благородного человека, десятки раз проливавшего свою кровь за ваше величество и готового в любую минуту снова пролить ее?
– Да что вы? – сказал король, заколебавшись. – Неужели дело происходило именно так?
– Господин де Тревиль, – произнес кардинал, сохраняя совершенное хладнокровие, – не сказал вам, что этот ни в чем не повинный мушкетер, что этот благородный человек за час до того с обнаженной шпагой напал на четырех комиссаров, посланных мною для расследования по делу чрезвычайной важности.
– Пусть ваше преосвященство докажет это! – воскликнул де Тревиль с искренностью чисто гасконской и резкостью чисто военной. – Дело в том, что за час до этого господин Атос, человек – как я осмелюсь доложить вашему величеству – весьма знатного происхождения, оказал мне честь отобедать у меня и беседовал у меня в гостиной с герцогом де Ла Тремулем и графом де Шалю.
Король взглянул на кардинала.
– Все, о чем я говорил, – произнес кардинал в ответ на безмолвный вопрос короля, – изложено в протоколе, составленном пострадавшими. Имею честь представить его вашему величеству.
– Неужели протокол судейских чиновников стоит честного слова военного? – гордо спросил де Тревиль.
– Полно, полно, Тревиль, – сказал король, – замолчите!
– Если его преосвященство подозревает кого-либо из моих мушкетеров, – ответил де Тревиль, – то ведь справедливость господина кардинала достаточно известна всем, и я сам прошу о расследовании.
– В доме, где происходил этот обыск, – проговорил кардинал все с тем же хладнокровием, – живет, если я не ошибаюсь, некий беарнец, друг этого мушкетера?
– Ваше преосвященство имеет в виду д’Артаньяна?
– Я имею в виду молодого человека, которому вы, господин де Тревиль, покровительствуете.
– Да, ваше преосвященство, совершенно верно.
– Не считаете ли вы возможным, что этот молодой человек дурно влиял…
– …на господина Атоса, человека, который вдвое старше его? – перебил де Тревиль. – Нет, ваша светлость, не считаю возможным. Кроме того, господин д’Артаньян также провел вечер у меня.
– Вот так история! – воскликнул кардинал. – По-видимому, решительно все провели вечер у вас!
– Не подвергает ли ваше преосвященство сомнению мои слова? – спросил де Тревиль, которому краска гнева залила лицо.
– Нет, боже меня упаси! – произнес кардинал. – Но в котором часу д’Артаньян был у вас?
– О, это я могу совершенно точно сообщить вашему высокопреосвященству: когда он вошел, я как раз заметил, что часы показывали половину десятого, хотя мне казалось, что уже позднее.
– А в котором часу он покинул ваш дом?
– В половине одиннадцатого. Через час после этих событий.
– Но в конце-то концов… – сказал кардинал, который ни на минуту не усомнился в правдивости де Тревиля и чувствовал, что победа ускользает от него, – но ведь в конце-то концов Атоса задержали в этом самом доме на улице Могильщиков.
– Разве другу воспрещается навещать друга, мушкетеру моей роты – поддерживать братскую дружбу с гвардейцем из роты господина Дезэссара?
– Да, если дом, где он встречается со своим другом, подозрителен.
– Дело ведь в том, что дом этот подозрителен, Тревиль, – вставил король. – Вы этого, может быть, не знали…
– Да, ваше величество, я действительно этого не знал. Но я убежден, что это не относится к части дома, занятой господином д’Артаньяном, ибо я могу вас уверить, что нет более преданного слуги вашего величества и более глубокого почитателя господина кардинала.
– Не этот ли самый д’Артаньян ранил когда-то де Жюссака в злополучной схватке у монастыря кармелиток? – спросил король, взглянув на кардинала, покрасневшего от досады.
– А на следующий день поразил Бернажу, – поспешил заметить де Тревиль. – Да, ваше величество, он самый; у вашего величества отличная память.
– Так что же мы решим? – спросил король.
– Это скорее дело вашего величества, чем мое, – сказал кардинал. – Я настаиваю на виновности этого Атоса.
– А я отрицаю ее! – воскликнул де Тревиль. – Но у его величества есть судьи, и судьи разберутся.
– Совершенно верно, – сказал король. – Предоставим это дело судьям. Им судить, они и рассудят.
– Печально все же, – вновь заговорил де Тревиль, – что в такое злосчастное время, как наше, самая чистая жизнь, самая неоспоримая добродетель не может оградить человека от позора и преследований. И армия, смею вас заверить, не очень-то будет довольна тем, что становится предметом жестоких преследований по поводу каких-то полицейских историй.
Слова были неосторожны. Но Тревиль бросил их, зная им цену. Он хотел вызвать взрыв, а взрыв сопровождается пламенем, которое освещает все кругом.
– Полицейские истории! – вскричал король, ухватившись за слова де Тревиля. – Полицейские истории! Какое понятие вы имеете обо всем этом, сударь? Займитесь вашими мушкетерами и не сбивайте меня с толку! Послушать вас, так можно подумать, что стоит арестовать мушкетера – и Франция уже в опасности. Сколько шуму из-за какого-то мушкетера! Я прикажу арестовать их целый десяток, черт возьми! Сотню! Всю роту! И никому не позволю пикнуть!
– Если мушкетеры подозрительны вашему величеству, значит, они виновны, – сказал де Тревиль. – Поэтому я готов, ваше величество, отдать вам мою шпагу. Ибо, обвинив моих солдат, господин кардинал, не сомневаюсь, в конце концов возведет обвинение и против меня. Поэтому лучше будет, если я признаю себя арестованным вместе с господином Атосом, с которым это уже произошло, и с господином д’Артаньяном, с которым это, вероятно, в ближайшем будущем произойдет.
– Гасконский упрямец, замолчите вы наконец! – сказал король.
– Ваше величество, – ответил де Тревиль, ничуть не понижая голоса, – пусть вернут мне моего мушкетера или пусть его судят.
– Его будут судить, – сказал кардинал.
– Если так – тем лучше. Прошу в таком случае у вашего величества разрешения защищать его.
Комментариев нет