Три мушкетера

– Я должен передать его в руки стражи, которая доставит его в лагерь.

– Мы будем служить ему стражей, милостивый государь, даю вам слово дворянина. Но даю вам также мое слово, – прибавил Атос, нахмурив брови, – что господин д’Артаньян не уедет без нас.

Шевалье де Рошфор оглянулся и увидел, что Портос и Арамис стали между ним и дверью; он понял, что он всецело во власти этих четырех человек.

– Господа, – обратился он к ним, – если господин д’Артаньян согласен отдать мне шпагу и даст, как и вы, слово, я удовлетворюсь вашим обещанием отвезти господина д’Артаньяна в ставку господина кардинала.

– Даю вам слово, милостивый государь, – сказал д’Артаньян, – и вот вам моя шпага.

– Для меня это тем более кстати, – прибавил Рошфор, – что мне нужно ехать дальше.

– Если для того, чтобы встретиться с миледи, – холодно заметил Атос, – то это бесполезно: вы ее больше не увидите.

– А что с ней сталось? – с живостью спросил Рошфор.

– Возвращайтесь в лагерь, там вы это узнаете.

Рошфор на мгновение задумался, а затем, так как они находились всего на расстоянии одного дня пути от Сюржера, куда кардинал должен был выехать навстречу королю, он решил последовать совету Атоса и вернуться вместе с мушкетерами. К тому же его возвращение давало ему то преимущество, что он мог сам надзирать за арестованным.

Все снова тронулись в путь.

На следующий день, в три часа пополудни, они приехали в Сюржер. Кардинал поджидал там Людовика XIII. Министр и король обменялись многочисленными любезностями и поздравили друг друга со счастливым случаем, избавившим Францию от упорного врага, который поднимал на нее всю Европу. После этого кардинал, предупрежденный Рошфором о том, что д’Артаньян арестован, и желавший поскорее увидеть его, простился с королем и пригласил его на следующий день осмотреть вновь сооруженную плотину.

Вернувшись вечером в свою ставку у Каменного моста, кардинал увидел у дверей того дома, где он жил, д’Артаньяна без шпаги и с ним трех вооруженных мушкетеров.

На этот раз, так как сила была на его стороне, он сурово посмотрел на них и движением руки и взглядом приказал д’Артаньяну следовать за ним.

Д’Артаньян повиновался.

– Мы подождем тебя, д’Артаньян, – сказал Атос достаточно громко, чтобы кардинал услышал его.

Его высокопреосвященство нахмурил брови и приостановился, но затем, не сказав ни слова, пошел в дом.

Д’Артаньян вошел вслед за кардиналом, а за дверью остались на страже его друзья.

Кардинал отправился прямо в комнату, служившую ему кабинетом, и подал знак Рошфору ввести к нему молодого мушкетера.

Рошфор исполнил его приказание и удалился.

Д’Артаньян остался наедине с кардиналом; это было его второе свидание с Ришелье, и, как д’Артаньян признавался впоследствии, он был твердо убежден, что оно окажется последним.

Ришелье остался стоять, прислонясь к камину; находившийся в комнате стол отделял его от д’Артаньяна.

– Милостивый государь, – начал кардинал, – вы арестованы по моему приказанию.

– Мне сказали это, ваша светлость.

– А знаете ли вы, за что?

– Нет, ваша светлость. Ведь единственная вещь, за которую я бы мог быть арестован, еще неизвестна вашему высокопреосвященству.

Ришелье пристально посмотрел на юношу:

– Вот как! Что это значит?

– Если вашей светлости будет угодно сказать мне прежде, какие преступления вменяются мне в вину, я расскажу затем поступки, которые я совершил на деле.

– Вам вменяются в вину преступления, за которые снимали голову людям познатнее вас, милостивый государь! – ответил Ришелье.

– Какие же, ваша светлость? – спросил д’Артаньян со спокойствием, удивившим самого кардинала.

– Вас обвиняют в том, что вы переписывались с врагами государства, в том, что вы выведали государственные тайны, в том, что вы пытались расстроить планы вашего военачальника.

– А кто меня обвиняет в этом, ваша светлость? – сказал д’Артаньян, догадываясь, что это дело рук миледи. – Женщина, заклейменная государственным правосудием, женщина, вышедшая замуж за одного человека во Франции и за другого в Англии, женщина, отравившая своего второго мужа и покушавшаяся отравить меня!

– Что вы рассказываете, милостивый государь! – с удивлением воскликнул кардинал. – О какой женщине вы говорите?

– О леди Винтер, – ответил д’Артаньян. – Да, о леди Винтер, все преступления которой были, очевидно, неизвестны вашему высокопреосвященству, когда вы почтили ее своим доверием.

– Если леди Винтер совершила те преступления, о которых вы сказали, милостивый государь, она будет наказана.

– Она уже наказана, ваша светлость.

– А кто же наказал ее?

– Мы.

– Она в тюрьме?

– Она умерла.

– Умерла? – повторил кардинал не веря своим ушам. – Умерла? Так вы сказали?

– Три раза пыталась она убить меня, и я простил ей, но она умертвила женщину, которую я любил. Тогда мои друзья и я изловили ее, судили и приговорили к смерти.

Д’Артаньян рассказал про отравление г-жи Бонасье в Бетюнском монастыре кармелиток, про суд в уединенном домике, про казнь на берегу Лиса. Дрожь пробежала по телу кардинала – а ему редко случалось содрогаться.

Но вдруг, словно под влиянием какой-то невысказанной мысли, лицо кардинала, до тех пор мрачное, мало-помалу прояснилось и приняло наконец совершенно безмятежное выражение.

– Итак, – заговорил он кротким голосом, противоречившим его суровым словам, – вы присвоили себе права судей, не подумав о том, что те, кто не уполномочен наказывать и тем не менее наказывает, являются убийцами.

– Ваша светлость, клянусь вам, что у меня ни на минуту не было намерения оправдываться перед вами! Я готов понести то наказание, какое вашему высокопреосвященству угодно будет наложить на меня. Я слишком мало дорожу жизнью, чтобы бояться смерти.

– Да, я знаю, вы храбрый человек, – сказал кардинал почти ласковым голосом. – Могу вам поэтому заранее сказать, что вас будут судить и даже приговорят к наказанию.

– Другой человек мог бы ответить вашему высокопреосвященству, что его помилование у него в кармане, а я только скажу вам: приказывайте, ваша светлость, я готов ко всему.

– Ваше помилование? – удивился Ришелье.

– Да, ваша светлость, – ответил д’Артаньян.

– А кем оно подписано? Королем?

Кардинал произнес эти слова с особым оттенком презрения.

– Нет, вашим высокопреосвященством.

– Мною? Вы что, с ума сошли?

– Вы, конечно, узнаете свою руку, ваша светлость.

Д’Артаньян подал его высокопреосвященству драгоценную бумагу, которую Атос отнял у миледи и отдал д’Артаньяну, чтобы она служила ему охранным листом.

Кардинал взял бумагу и медленно, делая ударение на каждом слове, прочитал:

«Все, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства.

5 августа 1628 года.

Ришелье».

Прочитав эти две строчки, кардинал погрузился в глубокую задумчивость, но не вернул бумагу д’Артаньяну.

«Он обдумывает, какой смертью казнить меня, – мысленно решил д’Артаньян. – Но клянусь, он увидит, как умирает дворянин!»

Молодой мушкетер был в отличном расположении духа и готовился геройски перейти в иной мир.