– Добро пожаловать, господа! – сказал Портос, поднимаясь с места. – Вы приехали как раз вовремя. Я только что сел за стол, и вы пообедаете со мной.
– Ого! – произнес д’Артаньян. – Кажется, эти бутылки не из тех, что Мушкетон ловил своим лассо. А вот и телятина, вот филе…
– Я подкрепляюсь… – сказал Портос, – я, знаете ли, подкрепляюсь. Ничто так не изнуряет, как эти проклятые вывихи. Вам когда-нибудь случалось вывихнуть ногу, Атос?
– Нет, но помнится, в нашей стычке на улице Феру я был ранен шпагой, и через две – две с половиной недели после этой раны чувствовал себя точно так же, как вы.
– Однако этот обед предназначался, кажется, не только для вас, любезный Портос? – спросил Арамис.
– Нет, – сказал Портос, – я ждал нескольких дворян, живущих по соседству, но они только что прислали сказать, что не будут. Вы замените их, и я ничего не потеряю от этой замены… Эй, Мушкетон! Подай стулья и удвой количество бутылок.
– Знаете ли вы, что мы сейчас едим? – спросил Атос спустя несколько минут.
– Еще бы не знать! – сказал д’Артаньян. – Что до меня, я ем шпигованную телятину с артишоками и мозгами.
– А я – баранье филе, – сказал Портос.
– А я – куриную грудинку, – сказал Арамис.
– Все вы ошибаетесь, господа, – серьезно возразил Атос, – вы едите конину.
– Полноте! – сказал д’Артаньян.
– Конину! – повторил Арамис с гримасой отвращения.
Один Портос промолчал.
– Да, конину… Правда, Портос, ведь мы едим конину? Да еще, может быть, вместе с седлом?
– Нет, господа, я сохранил упряжь, – сказал Портос.
– Право, все мы хороши! – сказал Арамис. – Точно сговорились.
– Что делать? – воскликнул Портос. – Эта лошадь вызывала чувство неловкости у моих гостей, и мне не хотелось унижать их.
– К тому же ваша герцогиня все еще на водах, не так ли? – спросил д’Артаньян.
– Все еще, – ответил Портос. – И потом, знаете ли, моя лошадь так понравилась губернатору провинции – это один из тех господ, которых я ждал сегодня к обеду, – что я отдал ее ему.
– Отдал! – вскричал д’Артаньян.
– О господи! Ну да, именно отдал, – сказал Портос, – потому что она, бесспорно, стоила сто пятьдесят луидоров, а этот скряга не согласился заплатить мне за нее больше восьмидесяти.
– Без седла? – спросил Арамис.
– Да, без седла.
– Заметьте, господа, – сказал Атос, – что Портос, как всегда, обделал дело выгоднее всех нас.
Раздались громкие взрывы хохота, совсем смутившие бедного Портоса, но ему объяснили причину этого веселья, и он присоединился к нему, как всегда, шумно.
– Так что все мы при деньгах? – спросил д’Артаньян.
– Только не я, – возразил Атос. – Мне так понравилось испанское вино Арамиса, что я велел погрузить в фургон наших слуг бутылок шестьдесят, и это сильно облегчило мой кошелек.
– А я… – сказал Арамис, – вообразите только, я все до последнего су отдал на церковь Мондидье и на Амьенский монастырь и, помимо уплаты кое-каких неотложных долгов, заказал обедни, которые будут служить по мне и по вас, господа, и которые, я уверен, пойдут всем нам на пользу.
– А мой вывих? – сказал Портос. – Вы думаете, он ничего мне не стоил? Не говоря уже о ране Мушкетона, из-за которой мне пришлось приглашать лекаря по два раза в день, причем он брал у меня двойную плату под тем предлогом, что этого болвана Мушкетона угораздило получить пулю в такое место, какое обычно показывают только аптекарям. Я предупредил его, чтобы впредь он остерегался подобных ран.
– Ну что ж, – сказал Атос, переглянувшись с д’Артаньяном и Арамисом, – я вижу, вы великодушно обошлись с бедным малым; так и подобает доброму господину.
– Короче говоря, – продолжал Портос, – после того как я оплачу все издержки, у меня останется еще около тридцати экю.
– А у меня с десяток пистолей, – сказал Арамис.
– Так, видно, мы крезы по сравнению с вами, – сказал Атос. – Сколько у вас осталось от ваших ста пистолей, д’Артаньян?
– От ста пистолей? Прежде всего пятьдесят из них я отдал вам.
– Разве?
– Черт возьми!
– Ах да, вспомнил! Совершенно верно.
– Шесть я уплатил трактирщику.
– Что за скотина этот трактирщик! Зачем вы дали ему шесть пистолей?
– Да ведь вы сами сказали, чтобы я дал их ему.
– Ваша правда, я слишком добр. Короче говоря – остаток?
– Двадцать пять пистолей, – сказал д’Артаньян.
– А у меня, – сказал Атос, вынимая из кармана какую-то мелочь, – у меня…
– У вас – ничего…
– Действительно, так мало, что не стоит даже присоединять это к общей сумме.
– Теперь давайте сочтем, сколько у нас всего. Портос?
– Тридцать экю.
– Арамис?
– Десять пистолей.
– У вас, д’Артаньян?
– Двадцать пять.
– Сколько это всего? – спросил Атос.
– Четыреста семьдесят пять ливров! – сказал д’Артаньян, считавший, как Архимед.
– По приезде в Париж у нас останется еще добрых четыреста ливров, – сказал Портос, – не считая седел.
– А как же быть с эскадронными лошадьми? – спросил Арамис.
– Что ж! Четыре лошади наших слуг мы превратим в две для хозяев и разыграем их. Четыреста ливров пойдут на пол-лошади для одного из тех, кто останется пешим, затем мы вывернем карманы и все остатки отдадим д’Артаньяну: у него легкая рука, и он пойдет играть на них в первый попавшийся игорный дом. Вот и все.
– Давайте же обедать, – сказал Портос, – все стынет.
И, успокоившись таким образом относительно будущего, четыре друга отдали честь обеду, остатки которого получили гг. Мушкетон, Базен, Планше и Гримо.
* * *
В Париже д’Артаньяна ждало письмо от г-на де Тревиля, извещавшее, что его просьба удовлетворена и король милостиво разрешает ему вступить в ряды мушкетеров.
Так как это было все, о чем д’Артаньян мечтал, не говоря, конечно, о желании найти г-жу Бонасье, он в восторге помчался к своим друзьям, которых покинул всего полчаса назад, и застал их весьма печальными и озабоченными. Они собрались на совет у Атоса, что всегда служило признаком известной серьезности положения.
Господин де Тревиль только что известил их, что ввиду твердого намерения его величества начать военные действия первого мая им надлежит немедля приобрести все принадлежности экипировки.
Четыре философа смотрели друг на друга в полной растерянности: г-н де Тревиль не любил шутить, когда речь шла о дисциплине.
– А во сколько вы оцениваете эту экипировку? – спросил д’Артаньян.
– О, дело плохо! – сказал Арамис. – Мы только что сделали подсчет, причем были невзыскательны, как спартанцы, и все же каждому из нас необходимо иметь по меньшей мере полторы тысячи ливров.
– Полторы тысячи, помноженные на четыре, – это шесть тысяч ливров, – сказал Атос.
– Мне кажется, – сказал д’Артаньян, – что если у нас будет тысяча ливров на каждого… правда, я считаю не как спартанец, а как стряпчий…
Комментариев нет