Это безразличие к единственному предмету, ее занимавшему, испугало миледи, и ее вопросы сделались более настойчивыми.
Тогда д’Артаньян, никогда не думавший всерьез об этой немыслимой дуэли, попытался перевести разговор на другую тему, но это было уже не в его силах.
Твердый ум и железная воля миледи не позволили ему выйти из границ, намеченных ею заранее.
Д’Артаньян не нашел ничего более остроумного, как посоветовать миледи простить де Варда и отказаться от ее жестоких замыслов.
Однако при первых же его словах молодая женщина вздрогнула и отстранилась от него.
– Уж не боитесь ли вы, любезный д’Артаньян? – насмешливо произнесла она пронзительным голосом, странно прозвучавшим в темноте.
– Как вы можете это думать, моя дорогая! – ответил д’Артаньян. – Но что, если этот бедный граф де Вард менее виновен, чем вы думаете?
– Так или иначе, – сурово проговорила миледи, – он обманул меня, а раз это так – он заслужил смерть.
– Пусть же он умрет, если вы осудили ero! – проговорил д’Артаньян твердым тоном, показавшимся миледи исполненным безграничной преданности.
И она снова придвинулась к нему.
Мы не можем сказать, долго ли тянулась ночь для миледи, но д’Артаньяну казалось, что он еще не провел с ней и двух часов, когда сквозь щели жалюзи забрезжил день, вскоре заливший всю спальню своим белесоватым светом.
Тогда, видя, что д’Артаньян собирается ее покинуть, миледи напомнила ему о его обещании отомстить за нее де Варду.
– Я готов, – сказал д’Артаньян, – но прежде я хотел бы убедиться в одной вещи.
– В какой же? – спросила миледи.
– В том, что вы меня любите.
– Мне кажется, я уже доказала вам это.
– Да, и я ваш телом и душой.
– Благодарю вас, мой храбрый возлюбленный! Но ведь и вы тоже докажете мне вашу любовь, как я доказала вам свою, не так ли?
– Конечно, – подтвердил д’Артаньян. – Но если вы любите меня, как говорите, то неужели вы не боитесь за меня хоть немного?
– Чего я могу бояться?
– Как – чего? Я могу быть опасно ранен, даже убит…
– Этого не может быть, – сказала миледи, – вы так мужественны и так искусно владеете шпагой.
– Скажите, разве вы не предпочли бы какое-нибудь другое средство, которое точно так же отомстило бы за вас и сделало поединок ненужным?
Миледи молча взглянула на своего любовника: белесоватый свет утренней зари придавал ее светлым глазам странное, зловещее выражение.
– Право, – сказала она, – мне кажется, что вы колеблетесь.
– Нет, я не колеблюсь, но с тех пор как вы разлюбили этого бедного графа, мне, право, жаль его, и, по-моему, мужчина должен быть так жестоко наказан потерей вашей любви, что уже нет надобности наказывать его как-либо иначе.
– Кто вам сказал, что я любила его? – спросила миледи.
– Во всяком случае, я смею думать без чрезмерной самонадеянности, что сейчас вы любите другого, – сказал молодой человек нежным тоном, – и, повторяю вам, я сочувствую графу.
– Вы?
– Да, я.
– Но почему же именно вы?
– Потому что один я знаю…
– Что?
– …что он далеко не так виновен или, вернее, не был так виновен перед вами, как кажется.
– Объяснитесь… – сказала миледи с тревогой в голосе, – объяснитесь, потому что я, право, не понимаю, что вы хотите этим сказать.
Она взглянула на д’Артаньяна, державшего ее в объятиях, и в ее глазах появился огонек.
– Я порядочный человек, – сказал д’Артаньян, решивший покончить с этим, – и с тех пор, как ваша любовь принадлежит мне, с тех пор, как я уверен в ней… а ведь я могу быть уверен в нашей любви, не так ли?
– Да, да, конечно… Дальше!
– Так вот, я вне себя от радости, и меня тяготит одно признание.
– Признание?
– Если б я сомневался в вашей любви, я бы не сделал его, но ведь вы любите меня, моя прекрасная возлюбленная? Не правда ли, вы… вы меня любите?
– Разумеется, люблю.
– В таком случае – скажите: простили бы вы мне, если бы чрезмерная любовь заставила меня оказаться в чем-либо виноватым перед вами?
– Возможно.
Д’Артаньян хотел было приблизить свои губы к губам миледи, но она оттолкнула его.
– Признание… – сказала она, бледнея. – Что это за признание?
– У вас было в этот четверг свидание с де Вардом здесь, в этой самой комнате, не так ли?
– У меня? Нет, ничего подобного не было, – сказала миледи таким твердым тоном и с таким бесстрастным выражением лица, что, не будь у д’Артаньяна полной уверенности, он мог бы усомниться.
– Не лгите, мой прелестный ангел, – с улыбкой возразил он, – это бесполезно.
– Что все это значит? Говорите же! Вы меня убиваете!
– О, успокойтесь, по отношению ко мне вы ни в чем не виноваты, и я уже простил вас.
– Но что же дальше, дальше?
– Де Вард не может ничем похвастать.
– Почему? Ведь вы же сами сказали мне, что это кольцо…
– Любовь моя, это кольцо у меня. Граф де Вард, бывший у вас в четверг, и сегодняшний д’Артаньян – это одно и то же лицо.
Неосторожный юноша ожидал встретить стыдливое удивление, легкую бурю, которая разрешится слезами, но он жестоко ошибся, и его заблуждение длилось недолго.
Бледная и страшная, миледи приподнялась и, оттолкнув д’Артаньяна сильным ударом в грудь, соскочила с постели.
Было уже совсем светло.
Желая вымолить прощение, д’Артаньян удержал ее за пеньюар из тонкого батиста, но она сделала попытку вырваться из его рук. При этом сильном и резком движении батист разорвался, обнажив ее плечи, и на одном прекрасном, белоснежном, круглом плече д’Артаньян с невыразимым ужасом увидел цветок лилии – неизгладимое клеймо, налагаемое позорящей рукой палача.
– Боже милосердный! – вскричал он, выпуская пеньюар.
И он застыл на постели, безмолвный, неподвижный, похолодевший.
Однако самый ужас д’Артаньяна сказал миледи, что она изобличена; несомненно, он видел все. Теперь молодой человек знал ее тайну, страшную тайну, которая никому не была известна.
Она повернулась к нему уже не как разъяренная женщина, а как раненая пантера.
– Негодяй! – сказала она. – Мало того, что ты подло предал меня, ты еще узнал мою тайну! Ты умрешь!
Она подбежала к небольшой шкатулке с инкрустациями, стоявшей на ее туалете, открыла ее лихорадочно дрожавшей рукой, вынула маленький кинжал с золотой рукояткой, с острым и тонким лезвием и бросилась назад к полураздетому д’Артаньяну.
Как известно, молодой человек был храбр, но и его устрашили это искаженное лицо, эти жутко расширенные зрачки, бледные щеки и кроваво-красные губы; он отодвинулся к стене, словно видя подползавшую к нему змею; его влажная от пота рука случайно нащупала шпагу, и он выхватил ее из ножен.
Однако, не обращая внимания на шпагу, миледи попыталась взобраться на кровать, чтобы ударить его кинжалом, и остановилась лишь тогда, когда почувствовала острие у своей груди.
Комментариев нет