Эти четыре добродетели долго оспаривали друг у друга первенство, и по этому случаю были произнесены блестящие речи, которых мы не приводим из опасения, чтобы они не показались чересчур длинными.
– К несчастью, – заметил Атос, – надо бы, чтобы наш посланец сочетал в себе все четыре качества.
– Но где найти такого слугу?
– Такого не сыскать, – согласился Атос, – я сам знаю. А потому возьмите Гримо.
– Нет, Мушкетона.
– Лучше Базена.
– А по-моему, Планше. Он отважен и ловок; вот уже два качества из четырех.
– Господа, – заговорил Арамис, – главное, что нам нужно знать, – это вовсе не то, кто из наших четырех слуг всего скромнее, сильнее, изворотливее и храбрее; главное – кто из них больше всех любит деньги.
– Весьма мудрое замечание, – сказал Атос, – надо рассчитывать на пороки людей, а не на их добродетели. Господин аббат, вы великий нравоучитель!
– Разумеется, это главное, – продолжал Арамис. – Нам нужны надежные исполнители наших поручений не только для того, чтобы добиться успеха, но также и для того, чтобы не потерпеть неудачи. Ведь в случае неудачи ответит своей головой не слуга…
– Говорите тише, Арамис! – остановил его Атос.
– Вы правы… Не слуга, а господин и даже господа! Так ли нам преданы наши слуги, чтобы ради нас подвергнуть опасности свою жизнь? Нет.
– Честное слово, я почти ручаюсь за Планше, – возразил д’Артаньян.
– Так вот, милый друг, прибавьте к его бескорыстной преданности изрядное количество денег, что даст ему некоторый достаток, и тогда вы можете ручаться за него вдвойне.
– И все-таки вас обманут, – сказал Атос, который был оптимистом, когда дело шло о вещах, и пессимистом, когда речь шла о людях. – Они пообещают все, чтобы получить деньги, а в дороге страх помешает им действовать. Как только их поймают – их прижмут, а прижатые, они во всем сознаются. Ведь мы не дети, черт возьми! Чтобы попасть в Англию, – Атос понизил голос, – надо проехать всю Францию, которая кишит шпионами и ставленниками кардинала. Чтобы сесть на корабль, надо иметь пропуск. А чтобы найти дорогу в Лондон, надо уметь говорить по-английски. По-моему, дело это очень трудное.
– Да вовсе нет! – возразил д’Артаньян, которому очень хотелось, чтобы их замысел был приведен в исполнение. – По-моему, оно, напротив, очень легкое. Ну, разумеется, если расписать лорду Винтеру всякие ужасы, все гнусности кардинала…
– Потише! – предостерег Атос.
– …все интриги и государственные тайны, – продолжал вполголоса д’Артаньян, последовав совету Атоса, – разумеется, всех нас колесуют живьем. Но бога ради, не забывайте, Атос, что мы ему напишем – как вы сами сказали, по семейному делу, – что мы ему напишем единственно для того, чтобы по приезде миледи в Лондон он лишил ее возможности вредить нам. Я напишу ему письмо примерно такого содержания…
– Послушаем, – сказал Арамис, заранее придавая своему лицу критическое выражение.
– «Милостивый государь и любезный друг…»
– Ну да, писать «любезный друг» англичанину! – перебил его Атос. – Нечего сказать, хорошее начало! Браво, д’Артаньян! За одно это обращение вас не то что колесуют, а четвертуют!
– Ну хорошо, допустим, вы правы. Я напишу просто: «Милостивый государь».
– Вы можете даже написать «милорд», – заметил Атос, который всегда считал нужным соблюдать принятые формы вежливости.
– «Милорд, помните ли вы небольшой пустырь за Люксембургом?»
– Отлично! Теперь еще и Люксембург! Решат, что это намек на королеву-мать. Вот так ловко придумано! – усмехнулся Атос.
– Ну хорошо, напишем просто: «Милорд, помните ли вы тот небольшой пустырь, где вам спасли жизнь?..»
– Милый д’Артаньян, вы всегда будете прескверным сочинителем, – сказал Атос. – «Где вам спасли жизнь»! Фи! Это недостойно! О подобных услугах человеку порядочному не напоминают. Попрекнуть благодеянием – значит оскорбить.
– Ах друг мой, вы невыносимы! – заявил д’Артаньян. – Если надо писать под вашей цензурой, я решительно отказываюсь.
– И хорошо сделаете. Орудуйте мушкетом и шпагой, мой милый, в этих двух занятиях вы проявляете большее искусство, а перо предоставьте господину аббату, это по его части.
– И в самом деле, предоставьте перо Арамису, – поддакнул Портос, – ведь он даже пишет латинские диссертации.
– Ну хорошо, согласен! – сдался д’Артаньян. – Составьте нам эту записку, Арамис. Но заклинаю вас святейшим отцом нашим – папой, выражайтесь осторожно! Я тоже буду выискивать у вас неудачные обороты, предупреждаю вас.
– Охотно соглашаюсь, – ответил Арамис с простодушной самоуверенностью, свойственной поэтам, – но познакомьте меня со всеми обстоятельствами. Мне, правда, не раз приходилось слышать, что невестка милорда – большая мошенница, и я сам в этом убедился, подслушав ее разговор с кардиналом…
– Да потише, черт возьми! – перебил Атос.
– …но подробности мне неизвестны, – договорил Арамис.
– И мне тоже, – объявил Портос.
Д’Артаньян и Атос некоторое время молча смотрели друг на друга.
Наконец Атос, собравшись с мыслями и побледнев немного более обыкновенного, кивком головы выразил согласие, и д’Артаньян понял, что ему разрешается ответить.
– Так вот о чем нужно написать, – начал он. – «Милорд, ваша невестка – преступница, она пыталась подослать к вам убийц, чтобы унаследовать ваше состояние. Но она не имела права выйти замуж за вашего брата, так как была уже замужем во Франции и…»
Д’Артаньян запнулся, точно подыскивая подходящие слова, и взглянул на Атоса.
– «…и муж выгнал ее», – вставил Атос.
– «…оттого, что она заклеймена», – продолжал д’Артаньян.
– Да не может быть! – вскричал Портос. – Она пыталась подослать убийц к своему деверю?
– Да.
– Она была уже замужем? – переспросил Арамис.
– Да.
– И муж обнаружил, что на плече у нее клеймо в виде лилии? – спросил Портос.
– Да.
Эти три «да» были произнесены Атосом, и каждое последующее звучало мрачнее предыдущего.
– А кто видел у нее это клеймо? – осведомился Арамис.
– Д’Артаньян и я… или, вернее, соблюдая хронологический порядок, я и д’Артаньян, – ответил Атос.
– А муж этого ужасного создания жив еще? – спросил Арамис.
– Он еще жив.
– Вы в этом уверены?
– Да, уверен.
На миг воцарилось напряженное молчание, во время которого каждый из друзей находился под тем впечатлением, какое произвело на него все сказанное.
– На этот раз, – заговорил первым Атос, – д’Артаньян дал нам прекрасный набросок, именно со всего этого и следует начать наше письмо.
– Черт возьми, вы правы, Атос! – сказал Арамис. – Сочинить такое письмо – задача очень щекотливая. Сам господин канцлер затруднился бы составить столь многозначительное послание, хотя господин канцлер очень мило сочиняет протоколы. Ну ничего! Помолчите, я буду писать.
Арамис взял перо, немного подумал, написал изящным женским почерком десяток строк, а затем негромко и медленно, словно взвешивая каждое слово, прочел следующее:
«Милорд!
Человек, пишущий вам эти несколько слов, имел честь скрестить с вами шпаги на небольшом пустыре на улице Ада. Так как вы после того много раз изволили называть себя другом этого человека, то и он считает долгом доказать свою дружбу добрым советом. Дважды вы чуть было не сделались жертвой вашей близкой родственницы, которую вы считаете своей наследницей, так как вам неизвестно, что она вступила в брак в Англии, будучи уже замужем во Франции. Но в третий раз, то есть теперь, вы можете погибнуть. Ваша родственница этой ночью выехала из Ла-Рошели в Англию. Следите за ее прибытием, ибо она лелеет чудовищные замыслы. Если вы пожелаете непременно узнать, на что она способна, прочтите ее прошлое на ее левом плече».
Комментариев нет