Три мушкетера



– Все погибло! – воскликнул герцог, побледнев как смерть. – Не хватает двух подвесков. Их осталось всего десять.

– Милорд их потерял или предполагает, что они украдены?

– Их украли у меня, и эта кража – проделка кардинала! Поглядите – ленты, на которых они держались, обрезаны ножницами.

– Если б милорд мог догадаться, кто произвел эту кражу… Быть может, подвески еще находятся в руках этого лица…

– Подождите! Подождите! – воскликнул герцог. – Я надевал их всего один раз, это было неделю тому назад, на королевском балу в Виндзоре. Графиня Винтер, с которой я до этого был в ссоре, на том балу явно искала примирения. Это примирение было лишь местью ревнивой женщины. С этого самого дня она мне больше не попадалась на глаза. Эта женщина – шпион кардинала!

– Неужели эти шпионы разбросаны по всему свету? – спросил д’Артаньян.

– О да, да! – проговорил герцог, стиснув зубы от ярости. – Да, это страшный противник! Но на какой день назначен этот бал?

– На будущий понедельник.

– На будущий понедельник! Еще пять дней, времени более чем достаточно… Патрик! – крикнул герцог, приоткрыв дверь часовни.

Камердинер герцога появился на пороге.

– Моего ювелира и секретаря!

Камердинер удалился молча и с такой быстротой, которая обличала привычку к слепому и беспрекословному повиновению.

Однако хотя первым вызвали ювелира, секретарь успел явиться раньше. Это было вполне естественно, так как он жил в самом доме. Он застал Бекингэма в спальне за столом: герцог собственноручно писал какие-то приказания.

– Господин Джексон, – обратился герцог к вошедшему, – вы сейчас же отправитесь к лорд-канцлеру и скажете ему, что выполнение этих приказов я возлагаю лично на него. Я желаю, чтобы они были опубликованы немедленно.

– Но, ваша светлость, – заметил секретарь, быстро пробежав глазами написанное, – что я отвечу, если лорд-канцлер спросит меня, чем вызваны такие чрезвычайные меры?

– Ответите, что таково было мое желание и что я никому не обязан отчетом в моих действиях.

– Должен ли лорд-канцлер такой ответ передать и его величеству, если бы его величество случайно пожелали узнать, почему ни один корабль не может отныне покинуть портов Великобритании? – с улыбкой спросил секретарь.

– Вы правы, сударь, – ответил Бекингэм. – Пусть лорд-канцлер тогда скажет королю, что я решил объявить войну, и эта мера – мое первое враждебное действие против Франции.

Секретарь поклонился и вышел.

– С этой стороны мы можем быть спокойны, – произнес герцог, поворачиваясь к д’Артаньяну. – Если подвески еще не переправлены во Францию, они попадут туда только после вашего возвращения.

– Как так?

– Я только что наложил запрет на выход в море любого судна, находящегося сейчас в портах его величества, и без особого разрешения ни одно из них не посмеет сняться с якоря.

Д’Артаньян с изумлением поглядел на этого человека, который неограниченную власть, дарованную ему королевским доверием, заставлял служить своей любви. Герцог по выражению лица молодого гасконца понял, что происходит у него в душе, и улыбнулся.

– Да, – сказал он, – правда! Анна Австрийская – моя настоящая королева! Одно ее слово – и я готов изменить моей стране, изменить моему королю, изменить богу! Она попросила меня не оказывать протестантам в Ла-Рошели поддержки, которую я обещал им, – я подчинился. Я не сдержал данного им слова, но не все ли равно – я исполнил ее желание. И вот посудите сами: разве я не был с лихвой вознагражден за мою покорность? Ведь за эту покорность я владею ее портретом!

Д’Артаньян удивился: на каких неуловимых и тончайших нитях висят подчас судьбы народа и жизнь множества людей!

Он весь еще был поглощен своими мыслями, когда появился ювелир. Это был ирландец, искуснейший мастер своего дела, который сам признавался, что зарабатывал по сто тысяч фунтов в год на заказах герцога Бекингэма.

– Господин О’Рейли, – сказал герцог, вводя его в часовню, – взгляните на эти алмазные подвески и скажите мне, сколько стоит каждый из них.

Ювелир одним взглядом оценил изящество оправы, рассчитал стоимость алмазов и, не колеблясь, ответил:

– Полторы тысячи пистолей каждый, милорд.

– Сколько дней понадобится, чтобы изготовить два таких подвеска? Вы видите, что здесь двух не хватает.

– Неделя, милорд.

– Я заплачу по три тысячи за каждый – они нужны мне послезавтра.

– Милорд получит их.

– Вы неоценимый человек, господин О’Рейли! Но это еще не все: эти подвески не могут быть доверены кому бы то ни было – их нужно изготовить здесь, во дворце.

– Невозможно, милорд. Только я один могу выполнить работу так, чтобы разница между новыми и старыми была совершенно незаметна.

– Так вот, господин О’Рейли: вы мой пленник. И если бы вы пожелали сейчас выйти за пределы моего дворца, вам не удалось бы. Следовательно, примиритесь с этим. Назовите тех из подмастерьев, которые могут вам понадобиться, и укажите, какие инструменты они должны принести.

Ювелир хорошо знал герцога и понимал поэтому, что всякие возражения бесполезны. Он сразу покорился неизбежному.

– Будет ли мне разрешено уведомить жену? – спросил он.

– О, вам будет разрешено даже увидеться с ней, мой дорогой господин О’Рейли! Ваше заключение отнюдь не будет суровым, не волнуйтесь. Но всякое беспокойство требует вознаграждения. Вот вам сверх суммы, обусловленной за подвески, еще чек на тысячу пистолей, чтобы заставить вас забыть о причиненных вам неприятностях.

Д’Артаньян не мог прийти в себя от изумления, вызванного этим министром, который так свободно распоряжался людьми и миллионами.

Ювелир тем временем написал жене письмо, приложив к нему чек на тысячу пистолей и прося в обмен прислать ему самого искусного из его подмастерьев, набор алмазов, точный вес и качество которых он тут же указал, а также и необходимые ему инструменты.

Бекингэм провел ювелира в предназначенную ему комнату, которая за какие-нибудь полчаса была превращена в мастерскую. Затем он у каждой двери приказал поставить караул со строжайшим приказанием не пропускать в комнату никого, за исключением герцогского камердинера Патрика. Не к чему и говорить, что ювелиру О’Рейли и его подмастерью было запрещено под каким бы то ни было предлогом выходить за пределы комнаты.

Сделав все распоряжения, герцог вернулся к д’Артаньяну.

– Теперь, юный мой друг, – сказал он, – Англия принадлежит нам обоим. Что вам угодно и какие у вас желания?

– Постель, – ответил д’Артаньян. – Должен признаться, что это мне сейчас нужнее всего.

Герцог приказал отвести д’Артаньяну комнату рядом со своей спальней. Ему хотелось иметь молодого человека постоянно вблизи себя не потому, что он не доверял ему, а ради того, чтобы иметь собеседника, с которым можно было бы беспрестанно говорить о королеве.

Час спустя в Лондоне был обнародован приказ о запрещении выхода в море кораблей с грузом для Франции. Исключения не было сделано даже для почтового пакетбота. По мнению всех, это означало объявление войны между обоими государствами.






Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187

Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *