– Говорите же!
– Разрешите мне сначала отдать Гримо необходимые распоряжения. – Атос движением руки подозвал своего слугу и, указывая на лежавших в бастионе мертвецов, приказал: – Гримо, возьмите этих господ, прислоните их к стене, наденьте им на головы шляпы и вложите в руки мушкеты.
– О великий человек! – воскликнул д’Артаньян. – Я тебя понимаю.
– Вы понимаете? – переспросил Портос.
– А ты, Гримо, понимаешь? – спросил Арамис.
Гримо сделал утвердительный знак.
– Это все, что требуется, – заключил Атос. – Вернемся к моей мысли.
– Но мне бы очень хотелось понять, в чем тут суть, – продолжал настаивать Портос.
– А в этом нет надобности.
– Да, да, выслушаем Атоса! – сказали вместе д’Артаньян и Арамис.
– У этой миледи, у этой женщины, этого гнусного создания, этого демона, есть, как вы, д’Артаньян, кажется, говорили мне, деверь…
– Да, я его даже хорошо знаю, и мне думается, что он не очень-то расположен к своей невестке.
– Это неплохо, – сказал Атос. – А если бы он ее ненавидел, было бы еще лучше.
– В таком случае – обстоятельства вполне отвечают нашим желаниям.
– Однако я бы очень желал понять, что делает Гримо, – повторил Портос.
– Молчите, Портос! – остановил его Арамис.
– Как зовут ее деверя?
– Лорд Винтер.
– Где он теперь?
– Как только пошли слухи о войне, он вернулся в Лондон.
– Как раз такой человек нам и нужен, – продолжал Атос. – Его-то и следует предупредить. Мы дадим ему знать, что его невестка собирается кого-то убить, и попросим не терять ее из виду. В Лондоне, надеюсь, есть какое-нибудь исправительное заведение, вроде приюта Святой Магдалины или Дома кающихся распутниц. Он велит упрятать туда свою невестку, и вот тогда мы можем быть спокойны.
– Да, – согласился д’Артаньян, – до тех пор, пока она оттуда не выберется.
– Вы, право, слишком многого требуете, д’Артаньян, – заметил Атос. – Я выложил вам все, что мог придумать. Больше у меня в запасе ничего нет, так и знайте!
– А я нахожу, – выразил свое мнение Арамис, – что лучше всего будет, если мы предупредим и королеву и лорда Винтера.
– Да, но с кем мы пошлем письма в Тур и в Лондон?
– Я ручаюсь за Базена, – сказал Арамис.
– А я за Планше, – заявил д’Артаньян.
– В самом деле, – подхватил Портос, – если мы не можем оставить лагерь, то нашим слугам это не возбраняется.
– Совершенно верно, – подтвердил Арамис. – Мы сегодня же напишем письма, дадим им денег, и они отправятся в путь.
– Дадим им денег? – переспросил Атос. – А разве у вас есть деньги?
Четыре друга переглянулись, и их прояснившиеся было лица снова омрачились.
– Смотрите! – крикнул д’Артаньян. – Я вижу черные и красные точки… вон они движутся. А вы еще говорили о полке, Атос! Да это целая армия!
– Да, вы правы, вот они! – сказал Атос. – Как вам нравятся эти хитрецы? Идут втихомолку, не бьют в барабаны и не трубят… А, ты уже справился, Гримо?
Гримо сделал утвердительный знак и показал на дюжину мертвецов, которых он разместил вдоль стены в самых живописных позах: одни стояли с ружьем у плеча, другие словно целились, а иные держали в руке обнаженную шпагу.
– Браво! – одобрил Атос. – Вот это делает честь твоему воображению!
– А все-таки, – снова начал Портос, – я очень хотел бы понять, в чем тут суть.
– Сначала давайте уберемся отсюда, – предложил д’Артаньян, – а потом ты поймешь.
– Погодите, господа, погодите минутку! Дадим Гримо время убрать со стола.
– Ого! – вскричал Арамис. – Черные и красные точки заметно увеличиваются, и я присоединяюсь к мнению д’Артаньяна: по-моему, нечего нам терять время, а надо поскорее вернуться в лагерь.
– Да, теперь и я ничего не имею против отступления, – сказал Атос. – Мы держали пари на один час, а пробыли здесь полтора. Теперь уж к нам никто не придерется. Идемте, господа, идемте!
Гримо уже помчался вперед с корзиной и остатками завтрака.
Четверо друзей вышли вслед за ним и сделали уже шагов десять, как вдруг Атос воскликнул:
– Эх, черт возьми, что же мы делаем, господа!
– Ты что-нибудь позабыл? – спросил Арамис.
– А знамя, черт побери! Нельзя оставлять знамя неприятелю, даже если это просто салфетка.
Атос бросился на бастион, поднялся на вышку и снял знамя, но так как ларошельцы уже приблизились на расстояние выстрела, они открыли убийственный огонь по человеку, который, словно потехи ради, подставлял себя под пули.
Однако Атос был точно заколдован: пули со свистом проносились вокруг, но ни одна не задела его.
Атос повернулся спиной к защитникам города и помахал знаменем, приветствуя защитников лагеря. С обеих сторон раздались громкие крики: с одной – вопли ярости, с другой – гул восторга.
За первым залпом последовал второй, и три пули, пробив салфетку, превратили ее в настоящее знамя.
Весь лагерь кричал:
– Спускайтесь, спускайтесь!
Атос сошел вниз; тревожно поджидавшие товарищи встретили его появление с большой радостью.
– Пойдем, Атос, пойдем! – торопил д’Артаньян. – Прибавим шагу, прибавим! Теперь, когда мы до всего додумались, кроме того, где взять денег, было бы глупо, если бы нас убили.
Но Атос продолжал идти величественной поступью, несмотря на увещания своих товарищей, и они, видя, что все уговоры бесполезны, пошли с ним в ногу.
Гримо и его корзина намного опередили их и уже находились на недосягаемом для пуль расстоянии.
Спустя минуту послышалась яростная пальба.
– Что это значит? В кого они стреляют? – недоумевал Портос. – Я не слышу свиста ответных пуль и никого не вижу.
– Они стреляют в наших мертвецов, – пояснил Атос.
– Но наши мертвецы им не ответят!
– Вот именно. Тогда они вообразят, что им устроили засаду, начнут совещаться, пошлют парламентера, а когда поймут, в чем дело, они уже в нас не попадут. Вот почему незачем нам спешить и наживать себе колотье в боку.
– А, теперь я понимаю! – восхитился Портос.
– Ну, слава богу! – заметил Атос, пожимая плечами.
Французы, видя, что четверо друзей возвращаются размеренным шагом, восторженно кричали.
Снова затрещали выстрелы, но на этот раз пули стали расплющиваться о придорожные камни вокруг наших друзей и зловеще свистеть им в уши. Ларошельцы наконец-то завладели бастионом.
– Отменно скверные стрелки! – сказал Атос. – Скольких из них мы уложили? Дюжину?
– Если не полтора десятка.
– А скольких раздавили?
– Не то восемь, не то десять.
– И взамен всего этого ни одной царапины! Нет, все-таки… Что это у вас на руке, д’Артаньян? Уж не кровь ли?
– Пустяки, – ответил д’Артаньян.
– Шальная пуля?
– Даже и не пуля.
– А что же тогда?
Мы уже говорили, что Атос любил д’Артаньяна, как родного сына; этот мрачный, суровый человек проявлял иногда к юноше чисто отеческую заботливость.
– Царапина, – пояснил д’Артаньян. – Я прищемил пальцы в кладке стены и камнем перстня ссадил кожу.
Комментариев нет