Вот зачем она все это мне сообщает? Случайной попутчице, с которой через несколько часов благополучно расстанется, чтобы больше никогда не встретиться. Или… все-таки узнала и теперь пытается намекнуть, что они не сбежали из-под надзора, а получили соответствующее разрешение? Бросила быстрый взгляд на Ургу, но лицо женщины не выражала ничего, кроме тоски и какой-то глухой покорности судьбе.
— Понимаю…
— Понимаете? — по губам женщины скользнула горькая усмешка. — Что может понимать женщина, которой не дано иметь детей?
Это она о чем сейчас? О моем вдовстве или о статусе наиды?
— Тетя Рина, а вы любите угорские пряники? — вмешалась в непонятную беседу «взрослых» Хельма, чем заслужила мою молчаливую, но от этого не менее горячую благодарность. — Любите, да? Я поделюсь… у меня много, — похвасталась она, порывисто подскакивая.
— Сядь, Хель, — строго одернула Урга, наконец-то отвлекаясь от меня. — Сладкое только после еды.
Она потянулась к одной из сумок, и через несколько минут на большой белой салфетке появилась посуда, нехитрая снедь — копченое мясо, домашний сыр, лепешки, вареные овощи — и фляга с водой. «Что бы Урга не задумала, травить она меня вряд ли станет», — подумала, наблюдая как женщина отрезает мясо, отламывает лепешку и протягивает все это дочери. Но не успела я взять свою порцию, как услышала капризное:
— Не хочу! — Хельма мотала головой, прикрыв рот рукой, видимо, для надежности. — Пряники лучше.
— Хель, доченька, надо поесть, хоть чуть-чуть, — начала уговаривать Урга, но девушка была неумолима.
— Мясо невкусное, не хочу, — повторяла она снова и снова, а потом вдруг неожиданно сдалась и, лукаво выдала: Только если сказку расскажешь.
— Хорошо, — устало выдохнула мать и впихнула в руки довольной дочери несчастный бутерброд. — Какую: про девочку из озера или про то, как мышиный император на войну ходил?
— Не-е-е, эти все я давно знаю — заявила девушка, впиваясь зубами в мясо. Кажется, кое-кто и не собирался от еды отказываться, а просто шантажировал родительницу. — Новую.
— Новую… — Урга задумчиво посмотрела на дочь, а потом окинула меня долгим непонятным взглядом. В полумраке повозки глаза ее загадочно мерцали. — Будет тебе новая.
Женщина соорудила еще один бутерброд, подвинула его поближе к дочери и негромко нараспев начала:
— В волшебном краю за пределами мира
Сокрыт под горою таинственный храм.
Свет солнца земля навсегда позабыла,
Дорога известна лишь вечным ветрам.
Я замерла, опустив руку с зажатой в ней лепешкой. Опять храм… удивительное совпадение.
— В веках исчезают и люди, и страны,
Победы и беды уносят года,
Но свято хранят храм снега и туманы,
Врагу путь к нему не найти никогда.
Надо же, я была уверена, что на Эргоре только высокопарные хвалебные оды сочинять могут, и вдруг — такая красивая баллада. Хотя, что, собственно, я знаю о нарах, кроме официальной информации и того, что из них получаются усердные послушные слуги? Ничего…
Урга говорила протяжно, неспешно, глядя куда-то поверх наших голов, а мы с Хельмой внимательно слушали
— А в храме, как сказано в древней легенде,
Закрывшись от зависти, смерти и зла,
Средь россыпей злата и дивных каменьев
Спит сладко богиня, что мир создала…
Несколько мгновений после того, как женщина закончила, в повозке царила тишина, а потом раздался бодрый, полный любопытства голос:
— Мам, а это какая богиня? Лиос? Но она ведь не спит. А никакой другой я не знаю.
Урга вздрогнула и точно очнулась от транса. Пересела поближе к дочери, печально улыбнувшись, ласково взъерошила ее волосы.
— Это просто сказка, малышка, о других мирах и чужих богах. К нашим она не имеет никакого отношения.
— Значит, это не о Лиос? — не успокаивалась Хельма.
Мать отрицательно качнула головой.
— И не о Проклятой? — прозвище забытой богини девушка произнесла зловещим шепотом, смешно округлив глаза.
— Конечно, нет, Хель. Я же говорю, это выдумка, в ней нет ни капли правды.
— Жаль, — скуксилась Хельма, но тут же снова воодушевилась: — А почему богиня спит? Ее заколдовали?
— Она проиграла свою последнюю, самую страшную битву. Потеряла магию, спряталась в древнем храме и заснула.
— Насовсем?
— Навечно… если не найдется тот, кто сумеет вернуть ей прежнюю силу.
— Мамочка, а зачем она легла на золото и камни? Они же твердые и больно колются, в кровати намного удобнее, — девушка взяла протянутый ей кусочек вакки — овоща, по вкусу напоминающего земной огурец, и подвела итог: — Какая-то глупая богиня, — а потом просительно заныла: — Ма, хочу еще… только не такую … другую… страшную…
Урга на секунду прижала дочь к себе, потом отстранилась и принялась рассказывать — красочно, увлекательно, время от времени таинственно понижая голос и доверительно наклоняясь к уху дочери. О коварных духах и умной сиротке, о простом воине, обманувшем злого борэша, о купце и нечистой силе. Саэры в этих историях совсем не упоминались, будто жили в какой-то параллельной вселенной, а вовсе не на Эргоре. А я поймала себя на мысли, что нары — их быт, мысли, чувства, желания — кажутся мне понятнее, ближе, «роднее» что ли, чем их высокородные хозяева, среди которых я провела столько времени.
Хельма внимала, затаив дыхание, и время от времени механически жевала, когда матери удавалось что-то запихнуть в ее полуоткрытый от удивления рот. Это несоответствие взрослой внешности и детского поведения угнетало, тяготило, вызывая какое-то чувство вины. Я поспешила доесть, поблагодарила и, не дожидаясь ответа, выбралась наружу, чтобы присоединиться к молчаливому нару Дарну. Мужчина никак не отреагировал на мое появление, продолжая смотреть вдаль ничего не выражающим пустым взглядом.
Так мы и ехали некоторое время — каждый молчал о своем, и нарушать тишину ни у одного из нас не возникло ни малейшего желания, — пока сзади не раздалось:
— Иди поешь, Ильм.
— Возница, все так же не произнеся ни слова, послушно скрылся под крышей повозки, уступая место сменившей его жене.
— Папочка, — радостно зазвенело навстречу мужчине, — я соскучилась.
В ответ отец забормотал что-то, быстро и ласково. Надо же, он, оказывается, может быть очень разговорчивым.
— Я тоже, — громко вторила дочь. — Знаешь историю о маленькой сиротке и злом-презлом духе? Нет? Садись… В маленькой деревне на краю леса жила девочка Тона…
Лепет Хельмы постепенно стихал, и я не стала вслушиваться дальше. Судя по всему, история находчивой сиротки впечатлила девушку сильнее, чем баллада о какой-то там богине, непонятно зачем спящей на неудобных острых камнях. Меня же сейчас больше беспокоило неожиданное соседство, и то, что мы с ее матерью остались вдвоем.
— Мой отец сказитель, — женщина легонько хлестнула лошадь, понукая ее двигаться резвее. — И его отец, и отец отца… теперь вот брат продолжил династию. В семьях, подобных нашей, хранится много удивительных легенд и сказаний, древних, как сам мир. Именно поэтому сказители дают магическую клятву, обещая рассказывать людям только то, что разрешено законом. В детстве мне так хотелось стать сказителем, как дедушка, папа, старший брат, — Урга желчно усмехнулась, — и я научилась подсматривать, подслушивать. Незримо присутствовала на всех уроках, которые отец проводил с братом, как губка впитывала все истории. Как жаль, что к девочкам не переходит семейный дар.
2 комментария
Прекрасная книга. Захватывающая и дарящая радость жизни
Захватила книга полностью! Очень интересно было, что происходит с героями. Спасибо автору!