Жизнь после смерти

Федя вдруг оживился: в голову ему пришла блестящая мысль.

— Слушай, — он даже схватил Сашу за руку, слава богу, не раненую, — может, тебя того, в мешке-то привезли из-за этого самого?

— Из-за чего «этого самого»? — не понял Александр.

— Ну, из-за сходства с Беловым. Может, это типа «Железная маска»?

Федя, похоже, сам ошалел от своего откры­тия. Саша решил его не разочаровывать.

— Федь, давай замнем. И никому… Не рас­пространяйся. Хоп?

— Хоп, нет проблем!

По глазам Феди можно было догадаться, что он недолго сохранит в себе эту тайну. Но даже такой вариант был сейчас для Александра наи­более безопасным.

— Ты больше не видел здесь этих на «мери­не»? А то они ведь могут вернуться и прове­рить, что со мной?— спросил Саша.

Федя пожал плечами.

— Нет, чего им возвращаться? А даже если и вернутся, все равно ничего не найдут. То место подчистую выгорело. Они же тебя не зря туда кинули, где огонек пожарче.

За стеной бытовки раздался шум, пьяные крики и звуки ударов. Похоже было, что не­сколько человек лупят друг друга по открытым частям тела. Лена встала, поправила на Саше одеяло и вышла на улицу. Мужчины остались вдвоем.

— Ты расскажи, чем вы тут занимаетесь? — попросил аборигена свалки Белов. — Бомжуете?

Федя обиженно поджал губы.

— Извиняй, начальник. Я не бомж, я — БИЧ. Бывший интеллигентный человек. Таким меня прошу любить и жаловать. А не будете жало­вать, тоже не обижусь. А занимаемся мы тут одним нужным делом. Живем мы тут.

— Выживаете? — переспросил Белов.

В отсутствие Лены он хотел побольше выяс­нить об обитателях поселка. Ему не хотелось унизить ее каким-нибудь неловким или бес­тактным вопросом.

— Почему выживаем? — снова немножко обиделся Федя. — Мы не полярники и не Дума накануне переизбрания. Просто живем. При­чем, не хуже других. Но это, конечно, с субъек­тивной точки зрения.

— А с объективной? — не отставал Белов. Федя насупился.

— Знаешь, парень, я тебе так скажу. Здесь на свалке все так же устроено, как в той, большой жизни. Только тут ярлыков нету. Вот скажи, бывало у тебя такое, чтобы ты человека считал за одно, а он оказался — совсем наоборот?

Белов сразу вспомнил иуду-Макса. Он ни­чего не сказал Феде, только кивнул. А тот про­должал.

— А все потому, что ты на нем ярлык прочи­тал, а глубже не заглянул. На ярлыке написано: «Ботинки первый сорт», а на деле это галоши рваные. А здесь перед тобой все без ярлыков, вроде как в бане. Хотя в смысле гигиены, ко­нечно, сравнение неудачное. Но вот привезли тебя в мешке, извини, что напоминаю о непри­ятном. А рядом вывалили машину консервов без бумажных этикеток. И хрен вас разберет — что ты такое и что там в этих банках. Может, сгущенка, а может тушенка. Точно так и в чело­веке — пока не покопаешься, не поймешь…

Александр понял, что Федю хлебом не корми, а дай поговорить-порассуждать… Но сил вни­кать в философские построения нового Диогена у него не было. Он закрыл глаза и под монотон­ное бубнение Феди впал в дремоту. А когда сно­ва проснулся, Феди в бытовке не было.

Лена все не возвращалась. Александр лежал и думал. Может быть, впервые он так много ду­мал за последние десять лет. Он бы сильно удивился, если бы узнал, что его исчезновение заставило так же сильно задуматься очень мно­гих людей из тех, кто его окружал и с кем он об­щался в последнее время.

Самое главное, что он успел понять с того момента как очнулся в тесной бытовке, это то, что для него начинается новая жизнь. Хуже или лучше той, прошлой, он не знал. Но знал, что она будет другой — это совершенно точно.

 XII

Когда-то здание международного аэропорта Шереметево-2, как снаружи, так и изнутри, ка­залось Шмидту шедевром современной архи­тектуры, оазисом западной культуры на нищей подмосковной земле. Однако все познается в сравнении. Помотавшись по Европам, Дмитрий изменил свое мнение. Сейчас затемненный зал аэропорта, и особенно его потолок, украшен­ный чем-то вроде вскрытых консервных банок большого диаметра, вызывали у него раздраже­ние своим примитивизмом.

И все потому, что он сильно волновался и не мог рационально объяснить себе причин этого состояния. Он в нетерпении прохаживался вдоль стеклянной стены накопителя, ожидая выхода пассажиров нью-йоркского рейса.

Сначала Шмидт хотел отправить встречать Ольгу рыжего Толяна, но, поразмыслив, решил сам ехать в аэропорт. Естественно, в сопровож­дении неразлучной троицы. Неожиданный звонок Ольги стал для него сюрпризом. И надо признаться, скорее приятным.

Но теперь, в условиях цейтнота, он должен был принять важное решение: как относится к Ольге? Как правопреемнице Белова или как к постороннему для организации человеку? Ему следовало тщательно, до мелочей продумать свою линию поведения. А это во многом зави­село от того, как она сама себя поставит. Ста­нет ли она претендовать на роль единственной наследницы Белова и вытеснять его из бизнеса Бригады, или удовольствуется положением вдовствующей королевы?

Нужно было также тщательно дозировать информацию, которую он мог бы ей сообщить. Прохаживаясь по залу прилета, Шмидт снова и снова возвращался мыслями к сложившейся ситуации. Разумеется, главного сказать он ей не мог. Не мог назвать имя убийцы ее мужа, своего бывшего шефа Александра Белова по прозвищу Белый, хотя оно и не было для него тайной. Он знал убийцу, как самого себя.

Потому что это он убил Белова. Вернее, ор­ганизовал его убийство. И это не было спон­танным решением, поскольку причины к тому были самые серьезные. Прежде всего, ситуация после расправы над Кавериным полностью вы­шла из-под контроля. Ближайшее окружение Белова было дезориентировано, сам он исчез. А ведь все приводы и ремни управления кри­минальной империей были завязаны на него, ведь Пчелы и Космоса уже не было в живых.

Люди остались без руководства в самый от­ветственный момент существования организа­ции. И они инстинктивно стали искать челове­ка, способного взять командование на себя. Так случилось, что кроме Шмидта в руководстве не осталось другого центра притяжения власти. Он увидел и понял, что братва хочет ему под­чиняться, что все воспринимают его как преем­ника Белова!

Шмидт получил доступ к закрытой инфор­мации и понемногу стал разбираться в слож­ном и запутанном хозяйстве Бригады.

Но самое главное, способ, которым восполь­зовался Белый для уничтожения Каверина, указывал на то, что у него не все в порядке с нервами, а может, даже с головой. То, что он учинил, сильно напоминало холокост или мас­совое жертвоприношение. Говорят, что про­тивники становятся похожи друг на друга. И надо признать, Саша расправился с Кавери­ным в его же стиле.