Жизнь после смерти

Доктор, похожий на Розенбаума усатый дылда с голым, как Голгофа, черепом, бро­сил на раненого быстрый взгляд. Заслонив собой сейф, он достал из кармана ключи и открыл его. На свет божий были извлечены лоток для кипячения инструмента, какие-то скальпели, шприцы и хитрые зажимы. Лоток Доктор наполнил минералкой из пластико­вой бутыли и тут же поставил его на газо­вую горелку.

— Ну хорошо, — сказал он раздраженно. — Я посмотрю, что тут можно сделать. А сейчас марш отсюда оба.

И он бесцеремонно вытолкал обоих спасате­лей из «операционной».

Они присели на крыльце, закурили. Через некоторое время к ним подошел Степаныч.

— Ну, как там наш больной? — спросил он. — Не загнулся еще?

Витек начертил в воздухе беломориной не­понятную загогулину:

— А, этот Ватсон, кишка клистирная, мудрит чего-то.

Витек знаками пригласил друзей нагнуться к нему поближе.

— Знаете, кого мы привезли?

— Гусь-Березовского? — сострил в меру сил Степаныч.

Витек интригующе прищурился.

— Канай сюда! — махнул он рукой прияте­лям.

Под его руководством они забрались на бетонный блок фундамента у окна мед­пункта.

— Гляди, кто на стенке висит! Степаныч и Федя прильнули к окну. Прямо

на них со стены смотрел депутат государствен­ной Думы Александр Белов.

— Гадом буду, это ж он! — Федя указал паль­цем на стену.

Степаныч почесал затылок.

— Ох, мать вашу! Чую, погибель мы на свою голову накликали. Депутатов просто так не от­стреливают и в мешках на помойку не выбра­сывают.

— Так что же его, обратно везти? — озада­ченно спросил Витек.

— Гляньте, что Ватсон творит! — восклик­нул Федя.

Доктор вскипятил шприц, набрал в не­го лекарство и ввел его себе в вену. Когда тройка спасателей ворвалась в его кабинет, Доктор встретил их живым задорным взгля­дом.

— Ну-с, — сказал он, потирая руки, — теперь полный порядок. Можно и поработать. Так где тут у нас больной? Давайте его быстренько на стол.

И снял с огня лоток с инструментами…

 III

Генерал-лейтенант Хохлов с задумчивым ви­дом стоял перед огромной картой Чечни и при­легающих районов, занимавшей половину сте­ны его большого кабинета. Мятежная республи­ка представлялась ему ключ-камнем, на котором, собственно, и держатся арки и своды. Выбей его, и все рухнет к чертовой бабушке. Вот ведь не повезло России с беспокойным соседом!

Впрочем, и соседу с нами тоже, и даже в большей степени. Достаточно вспомнить опе­рацию «Чечевица», начавшуюся, по иронии ис­тории, 23 февраля 1944 года, в День Красной армии. Тогда под предлогом учений более ста тысяч штыков войск НКВД были введены в непокорную республику. Почти мгновенная высылка за тридевять земель полумиллионного народа, «зараженного антисоветскими настро­ениями» — это подвиг, достойный самого сата­ны. А ведь активных «моджахедов Гитлера» на тот момент было всего четыре-пять тысяч че­ловек. До боли знакомая цифра!

Вот и сейчас боевиков загнали в горы, но их силы еще не сломлены. Нужно ждать ответных действий.

От размышлений его оторвал зуммер селек­торного вызова, вслед за которым раздался го­лос секретарши:

— Андрей Анатольевич, к вам полковник Введенский. Вы его примете?

— Пусть войдет, — ответил генерал и вер­нулся в свое кресло за огромным, как военный

полигон, прямоугольным столом, стоявшим напротив входа в кабинет.

На пороге появился как всегда серьезный и сосредоточенный Введенский с пухлой папкой руках.

— Разрешите? — спросил он с отстраненной вежливостью.

— Присаживайтесь, Игорь Леонидович, — пригласил генерал, указывая на один из стуль­ев, стоявших около его стола, — Я бы хотел по­слушать ваши соображения по делу Каверина. Официальное следствие ведь забуксовало, не так ли?

— Так точно. И не просто забуксовало, оно безнадежно увязло… — констатировал Введен­ский без тени разочарования в голосе.

Он положил папку на полированную поверхность стола, открыл ее и сел, спокойно гля­дя начальнику в глаза. Генерал насупил широ­кие, как у Брежнева, брови.

— Я что-то не понимаю, Игорь Леонидович, вашего настроения. Вы, похоже, рады гибели на­шего ценного и весьма перспективного агента?

Введенский так хорошо изучил характер своего начальника, что весь ход предстоящей беседы просчитал заранее, и теперь внутренне усмехнулся, поздравив себя с угаданным нача­лом партии.

— Не рад, но оцениваю сложившуюся ситуа­цию как наиболее оптимальную. Хуже могло быть, лучше — вряд ли.

Теперь генерал посмотрел на Введенского не столько хмуро, сколько заинтересованно.

— Поясните вашу точку зрения и, пожалуй­ста, с максимальной полнотой.

Полковник Введенский знал, что больше всего генерал ценит в сотрудниках компетент­ность, самостоятельность в суждениях и точ­ность. Никаких «по-моему» или «если я не ошибаюсь». Только четкие выводы, основан­ные на достоверной, проверенной информа­ции. Он начал с главного.

— На деле Каверин не был ни ценным, ни перспективным сотрудником. Он умело ими­тировал деятельность, это правда, но во всем преследовал личные, корыстные цели. Более того, на момент своей гибели он даже представ­лял для нас опасность. Выборы он проиграл, и тем самым исчерпал свою ценность как потен­циальный агент влияния. При этом он попы­тался свести счеты с Беловым самым неприем­лемым способом. Бойня, которую он устроил, получила большой резонанс. Если бы кто-то узнал, что он наш агент, у нас были бы серьез­ные неприятности. В последнее время Каверин стал совершенно неуправляем.

— А Белов? — перебил его генерал. — Разве он управляем? Вы же лично запретили ему мстить Каверину. Но он проигнорировал ваше, а, следовательно, и наше предупреждение.

Введенский замялся. Ему не хотелось объ­яснять генералу, что, передавая Белову приказ отказаться от мести Каверину, он уже тогда не верил, что тот его исполнит…

— Белов был не управляемым, а прогнозируе­мым человеком, — сказал Введенский ровным голосом. — Это, согласитесь, гораздо лучше. Про­гнозируемым человеком легко управлять. Ему только нужно создавать соответствующие усло­вия. Каверин переиграл себя самого, загнал себя в угол. А то, что он предпочел убить не Белова, а его друзей, говорит о психическом расстройстве. По­зер, актер погорелого театра. Кто знает, с каким зверем в его лице нам пришлось бы столкнуться в дальнейшем? Мне, например, было совершенно ясно, что Белов не простит ему этой бойни.

Генерал слушал Введенского со скептиче­ским видом, изредка постукивая по столу ту­пым концом красного карандаша.

— Так что же, может быть мы должны Бело­ва благодарить? — скептически усмехнулся Хохлов.

Введенский напомнил генералу, что Белов уже восемь лет состоит под наблюдением их организации. Семь лет, с девяностого года, на­ходится в разработке. Проанализировав исто­рию этих двух агентов, полковник сделал не­утешительный вывод: ими была совершена ошибка, ставить надо было на Белова, а не на Каверина. Не на того поставили, не на того. Те­перь, с высоты накопленного опыта ясно, что надо было двигать Белова.