– В чем, монсеньор? Ваше высочество пугаете меня.
– Она совсем забраковала тебя.
И принц снова захохотал.
«Положительно, – подумал Маникан, – высокий сан не имеет никакого значения, все они одинаковы».
Принц продолжал:
– Но ты наконец вернулся; есть надежда, что шевалье снова станет любезен.
– Почему, монсеньор? Каким чудом я могу иметь влияние на господина де Лоррена?
– Очень просто, он ревнует к тебе.
– Да неужели?
– Я говорю тебе правду.
– Он мне делает много чести.
– Понимаешь, когда ты возле меня, он меня ласкает; когда ты уехал, он меня тиранил. И потом, ты знаешь, какая мысль пришла мне в голову?
– Нет, монсеньор.
– Когда ты был в изгнании, потому что ведь тебя изгнали, мой бедный Гиш…
– Кто же был виновником этого, ваше высочество? – спросил де Гиш, напуская на себя недовольный вид.
– О, конечно, не я, дорогой граф! – отвечал его высочество. – Я не просил короля удалять тебя, честное слово!
– Я знаю, что не вы, ваше высочество, но…
– Но принцесса! Я этого не буду отрицать. Чем, однако, ты провинился перед ней?
– Право, ваше высочество…
– У женщин бывают причуды, я это знаю. Моя жена не составляет исключения. Но если тебя прогнали по ее желанию, то я не сержусь на тебя.
– В таком случае, монсеньор, – сказал де Гиш, – я несчастлив только наполовину.
Маникан, который ехал позади де Гиша, не упуская ни одного слова принца, наклонился к самой шее лошади, чтобы скрыть смех.
– Ты знаешь, твое изгнание внушило мне один план.
– Да?
– Когда шевалье де Лоррен, не видя тебя, преисполнился уверенности, что он царит один, и стал дурно обращаться со мной, то я заметил, что моя жена, в противоположность этому злому мальчишке, очень любезна и добра ко мне, несмотря на то что я ею пренебрегаю; и вот я возымел мысль сделаться образцовым мужем, такой редкостью, таким курьезом при дворе: я вздумал полюбить свою жену.
Де Гиш посмотрел на принца с непритворным удивлением.
– Ах, ваше высочество, вы, должно быть, шутите? – пробормотал де Гиш дрожащим голосом.
– Ей‑богу, серьезно. У меня есть поместье, которое подарил мне брат по случаю моей свадьбы; у жены есть деньги, и даже большие, потому что она получает сразу и от своего брата, и от своего деверя, из Англии и из Франции. Значит, мы могли бы покинуть двор. Я уехал бы в замок Вилье‑Котере, расположенный среди лесов, и мы наслаждались бы безоблачною любовью в тех же местах, где мой дед Генрих Четвертый упивался счастьем с красавицей Габриель… Что ты скажешь по поводу этого плана, де Гиш?
– Скажу, что он повергает меня в трепет, монсеньор, – отвечал де Гиш, охваченный неподдельным волнением.
– Ага, я вижу, что ты не вынес бы вторичного изгнания.
– Я, монсеньор?
– В таком случае я не возьму тебя с собой, как я предполагал раньше.
– Как, не возьмете с собой, ваше высочество?
– Да, если случайно у меня выйдет размолвка с двором.
– О, монсеньор, все равно я поеду за вашим высочеством на край света!
– Глупец, – проворчал Маникан, наезжая своей лошадью на де Гиша и чуть не выбив его из седла.
Затем, проехав мимо него с таким видом, точно ему не удалось сдержать коня, шепнул ему:
– Да думайте же о том, что вы говорите!
– Значит, решено, – сказал принц, – если ты так предан мне, я тебя увезу.
– Куда угодно, ваше высочество, – радостно отвечал де Гиш, – куда угодно, хоть сейчас! Вы готовы?
И де Гиш со смехом опустил поводья; его лошадь рванулась вперед.
– Минуточку терпения, – попросил принц, – заедем в замок.
– Зачем?
– За моей женой, черт возьми!
– Как так? – спросил де Гиш.
– Конечно, ведь я же говорю тебе, что это план супружеской любви; мне нужно, значит, взять с собой жену.
– В таком случае, ваше высочество, – отвечал граф, – я в отчаянии, вы лишаетесь де Гиша.
– Что ты?
– Да. Зачем вы увозите принцессу?
– Гм… я замечаю, что я люблю ее.
Де Гиш слегка побледнел, однако изо всех сил старался сохранить веселый вид.
– Если вы любите принцессу, ваше высочество, – вздохнул он, – то вам достаточно одной любви и друзья не нужны.
– Недурно, недурно! – прошептал Маникан.
– Опять тебя охватывает страх перед принцессой, – заметил принц.
– Я уже поплатился, ваше высочество; ведь она была виновницей моего изгнания.
– Боже мой! У тебя отвратительный характер, де Гиш. Как ты злопамятен, мой друг.
– Хотел бы я видеть вас на моем месте, монсеньор.
– Положительно, из‑за этого ты так плохо танцевал вчера: ты хотел отомстить принцессе, заставляя ее делать неправильные фигуры; ах, де Гиш, это мелко, я расскажу принцессе!
– Ваше высочество можете говорить ей все, что угодно. Принцесса не возненавидит меня сильнее, чем она ненавидит теперь.
– Та‑та‑та, ты преувеличиваешь, и все это из‑за каких‑то двух недель пребывания в деревне, на которые она обрекла тебя.
– Ваше высочество, две недели есть две недели, но когда томишься от скуки, то две недели – вечность.
– Значит, ты не простишь ей этого?
– Никогда.
– Полно, полно, де Гиш, будь добрее, я помирю тебя с ней; бывая у нее чаще, ты увидишь, что она совсем не зла и очень умна.
– Ваше высочество…
– Ты увидишь, что она умеет принимать, как принцесса, и смеяться, как горожанка; ты увидишь, что когда она захочет, то часы протекают как минуты. Де Гиш, друг мой, тебе нужно изменить мнение о моей жене.
«Положительно, – думал Маникан, – вот муж, которому имя его жены принесет несчастье, и покойный царь Кандавл был сущим тигром по сравнению с его высочеством».
– Итак, – заключил принц, – надо тебе узнать ее получше. Только мне придется показать тебе дорогу. Принцесса не похожа на других, и поэтому не всякий находит доступ к ее сердцу.
– Ваше высочество…
– Не упрямься, де Гиш, иначе мы поссоримся, – сказал принц.
– Если он этого хочет, – шепнул Маникан на ухо де Гишу, – доставь ему удовольствие.
– Ваше высочество, – поклонился граф, – я повинуюсь.
– Для начала мы сделаем вот что, – продолжал принц, – сегодня у принцессы карты; ты пообедаешь со мной, и я тебя приведу к ней.
– Ваше высочество, – запротестовал де Гиш, – позвольте мне отказаться.
– Опять! Да ведь это бунт!
– Вчера принцесса слишком дурно приняла меня при всех.
– Вот как! – засмеялся принц.
– Так дурно, что даже не ответила мне, когда я заговорил с ней; может быть, хорошо не иметь самолюбия, но чересчур мало – это чересчур мало, как говорится.
– Граф, после обеда ты переоденешься и зайдешь ко мне, я буду тебя ждать.
– Раз ваше высочество приказываете…
– Приказываю.
«Он не отстанет, – подумал Маникан, – такие вещи всегда особенно крепко сидят в голове мужей. Ах, почему Мольер не слышал этого мужа? Он изобразил бы его в стихах».
Комментариев нет