– Да, да, это самое, Лавальер! Вы правильно подобрали рифму, дорогой мой.
– Ужасно трудно было догадаться!
– Монтале и Лавальер, вот именно. Этим самым двум девчонкам вы и протежировали.
И Сент‑Эньян расхохотался.
– А почему же в песне совсем ничего не сказано о мадемуазель де Тонне‑Шарант? – спросил де Гиш.
– Не знаю.
– Итак, вы удовлетворены?
– Разумеется; но там все‑таки упоминается Монтале, – сказал Сент‑Эньян, продолжая смеяться.
– О, вы ее найдете повсюду! Очень быстрая девица.
– Вы ее знаете?
– Скорее понаслышке. За нее хлопотал некий Маликорн, которому, в свою очередь, протежировал Маникан; Маникан просил меня устроить Монтале фрейлиной при дворе принцессы, а Маликорна офицером в свите принца. Я попросил за них; ведь вы знаете, что я питаю некоторую слабость к этому чудаку Маникану.
– Что же, ваши труды увенчались успехом?
– Что касается Оры де Монтале – да; по отношению к Маликорну – и да и нет, его только терпят. Это все, что вы хотели знать?
– Остается рифма.
– Какая рифма?
– Подысканная вами.
– Лавальер?
– Да.
И Сент‑Эньян снова залился смехом, который так раздражал де Гиша.
– Да, это точно, я ввел ее к принцессе, – проговорил де Гиш.
– Ха‑ха‑ха!
– Но, дорогой граф, – сказал очень сухо и холодно де Гиш, – вы сделаете мне большое одолжение, если не будете отпускать шуточек относительно этого имени. Мадемуазель Ла Бом Леблан де Лавальер особа совершенно безупречная.
– Совершенно безупречная?
– Да.
– А разве до вас не дошли последние слухи? – спросил де Сент‑Эньян.
– Нет, и вы очень меня обяжете, дорогой граф, если сохраните эти слухи для себя и для тех, кто распускает их.
– Почему вас так волнует это?
– Потому что де Лавальер любит один из моих близких друзей.
Сент‑Эньян вздрогнул.
– Вот как! – воскликнул он.
– Да, граф! – продолжал де Гиш. – Вы самый воспитанный из всех французов и должны понять поэтому, что я не позволю ставить своего друга в смешное положение.
– Понимаю как нельзя лучше!
И Сент‑Эньян прикусил губы от досады и обманутого любопытства.
Де Гиш вежливо поклонился ему.
– Вы прогоняете меня, – сказал Сент‑Эньян, которому до смерти хотелось узнать имя друга.
– Нисколько, дражайший… Я собираюсь кончить свои стихи к Филис.
– Что же это за стихи?
– Четверостишие. Понимаете ли, четверостишие – тонкая вещь.
– Еще бы!
– А так как из четырех стихов мне осталось сочинить еще три с половиной, то я хочу сосредоточиться.
– Ну, понятно. До свидания, граф!
– До свидания!
– Кстати…
– Что?
– У вас легкая рука?
– Очень.
– Следовательно, вы успеете окончить ваши три с половиной стиха к завтрашнему утру?
– Надеюсь.
– В таком случае до завтра.
– До завтра, прощайте.
Сент‑Эньяну волей‑неволей пришлось раскланяться; он исчез за деревьями.
Во время разговора де Гиш и Сент‑Эньян отошли довольно далеко от замка.
У всякого математика, всякого поэта и всякого мечтателя свои развлечения. Сент‑Эньян, расставшись с де Гишем, очутился на краю парка, где начинались уже разные службы и где за большими купами акаций и каштанов, оплетенных диким виноградом, возвышалась стена, отделявшая парк от двора со службами.
Оставшись один, Сент‑Эньян пошел по направлению к этим постройкам; де Гиш повернул в противоположную сторону. Один возвращался, следовательно, к цветникам, другой же шел к ограде.
Сент‑Эньян шагал по мягкому песку под непроницаемым сводом рябин, сирени и боярышника, никем не видимый и не слышимый. Он обдумывал выход из трудного положения, очень разочарованный тем, что ему не удалось ничего выведать о Лавальер, несмотря на все ухищрения, пущенные им в ход.
Вдруг до его уха донеслись звуки человеческих голосов. Это был шепот, женские жалобы, прерываемые вопросами, тихий смех, вздохи, заглушенные возгласы удивления; отчетливее всего можно было различить голос женщины.
Сент‑Эньян остановился и с удивлением обнаружил, что голоса раздаются откуда‑то сверху.
Подняв голову, он заметил женщину, забравшуюся по лестнице на верхушку каменной ограды; она разговаривала, оживленно жестикулируя, с сидевшим на дереве мужчиной; видна была только его голова. Женщина была по одну сторону стены, мужчина – по другую.
XXX. Лабиринт
Де Сент‑Эньян искал только сведений, а нашел целое приключение. Ему повезло.
Любопытствуя узнать, почему мужчина и женщина находятся здесь, а главное, о чем они разговаривают в такой поздний час и в таком неудобном положении, де Сент‑Эньян тихонько подкрался к самой лестнице.
Устроившись поудобнее, он услышал следующий разговор.
Говорила женщина.
– Право же, господин Маникан, – в голосе ее слышались упреки и в то же время кокетливые нотки, – право же, вы подвергаете нас большому риску. Если мы будем продолжать наш разговор, нас застанут врасплох.
– Весьма вероятно, – перебил мужчина самым спокойным и флегматичным тоном.
– Что же тогда скажут? Ах, если кто‑нибудь увидит меня, я умру со стыда!
– Это было бы большим ребячеством, на которое я считаю вас неспособной.
– Добро бы еще между нами было что‑нибудь; но накликать на себя неприятности так, за здорово живешь, – благодарю покорно. Прощайте, господин Маникан!
«Прекрасно! Я знаю мужчину; теперь нужно узнать женщину», – сказал про себя де Сент‑Эньян, рассматривая стоящие на перекладине лестницы ножки, обутые в изящные голубые шелковые туфли, в чулках телесного цвета.
– Ради бога, подождите минутку, дорогая Монтале! – воскликнул де Маникан. – Ради бога, не исчезайте. Мне нужно сказать вам еще много важных вещей.
– Монтале! – прошептал де Сент‑Эньян. – Одна из тройки! У каждой из трех кумушек свое увлечение; только мне казалось, что увлечение этой называется господин Маликорн, а не Маникан.
Услышав призыв своего собеседника, Монтале остановилась посредине лестницы. Несчастный Маникан перебрался на другую ветку каштана, чтобы занять более удобное положение.
– Выслушайте меня, прошу вас, надеюсь, вы не подозреваете меня в дурных намерениях?
– Нисколько… Но зачем же, однако, это письмо, в котором вы напоминаете о своих услугах? Зачем это свидание в такой час и в таком месте?
– Вы спрашиваете меня, зачем я желал пробудить у вас чувство благодарности, напомнив вам, что это я ввел вас к принцессе? Да просто я очень хотел получить свидание с вами, на которое вы так любезно согласились, и не мог найти более верного средства подействовать на вас. Почему я выбрал для него этот час и это место? Потому, что час казался мне удобным, а место уединенным. А мне нужно попросить вас о таких вещах, о которых неудобно говорить при свидетелях.
– Послушайте, господин де Маникан!
– У меня самые чистые намерения, дорогая Монтале.
– Господин де Маникан, я думаю, что мне следует уйти.
– Выслушайте меня, а не то я перепрыгну к вам; лучше не прекословьте, потому что как раз сейчас меня очень раздражает одна ветка; я не ручаюсь за себя. Не берите с нее пример и слушайте меня.
Комментариев нет