Депутации декламировали стихи, в которых короля сравнивали с солнцем, а принцессу с луной. О королевах и о принце совсем перестали говорить, словно король был женат не на Марии‑Терезии Австрийской, а на Генриетте Английской.
Счастливая пара держалась за руки, обменивалась неуловимыми пожатиями. Молодые люди большими глотками впивали этот сладостный напиток лести, который порождают юность, красота, могущество и любовь. Все в Фонтенбло удивлялись влиянию на короля, которое так неожиданно приобрела принцесса. Всякий говорил про себя, что настоящей королевой была принцесса. И действительно, король подтверждал эту странную истину каждой своей мыслью, каждым своим словом, каждым своим взглядом. Он черпал свои желания, искал свое вдохновение в глазах принцессы, он упивался ее радостью, если принцесса удостаивала его улыбкой.
А принцесса? Наслаждалась ли она своим могуществом, видя весь мир у своих ног? Она не могла признаться в этом себе самой; но она знала это и чувствовала одно: что у нее нет больше никаких желаний и что она совершенно счастлива. Произошло все это по воле короля, и в результате принц, который был вторым лицом в государстве, оказался третьим.
И ему стало еще хуже, чем в те дни, когда музыканты де Гиша играли у принцессы. Тогда принц мог по крайней мере внушить страх тому, кто его раздражал. Но, изгнав врага благодаря союзу с королем, принц почувствовал на плечах бремя, которое было гораздо тяжелее прежнего.
Каждую ночь принцесса возвращалась к себе совсем измученная. Поездки верхом, купание в Сене, спектакли, обеды под деревьями, балы на берегу большого канала, концерты – все это могло бы свалить с ног здорового швейцарца, а не только слабую, хрупкую женщину.
Положим, что касается танцев, концертов, прогулок, женщина куда выносливее самого дюжего молодца. Но и женские силы ограниченны. Что же касается принца, то он не имел удовольствия видеть принцессу даже по вечерам. Принцессе отвели покои в королевском павильоне вместе с молодой королевой и королевой‑матерью.
Шевалье де Лоррен, разумеется, не покидал принца и вливал по капле желчь в его свежие раны.
После отъезда де Гиша принц сначала было повеселел и расцвел, но три дня пребывания в Фонтенбло снова повергли его в меланхолию.
Однажды, часа в два, принц, поздно вставший и посвятивший еще больше, чем обыкновенно, внимания своему туалету, вспомнил, что на этот день не было ничего назначено; и вот он задумал собрать свой двор и повезти принцессу ужинать в Море, где у него был прекрасный загородный дом.
С этим намерением он направился к королевскому павильону и был очень удивлен, не найдя там ни души. Левая дверь вела в покои принцессы, правая – в покои молодой королевы.
В комнате жены он узнал от швеи, которая там работала, что в одиннадцать часов утра все отправились купаться в Сене, что из этой прогулки устроили настоящий праздник и что придворные экипажи ожидали у ворот парка.
«Счастливая мысль! – подумал принц. – Жара ужасная, и я сам охотно выкупался бы!»
Он кликнул людей… Никто не явился. Он пошел к каретным сараям. Там конюх сказал ему, что нет ни одной кареты и ни одного экипажа. Тогда он велел оседлать двух лошадей, одну для себя, другую для камердинера. Конюх ему учтиво ответил, что и лошадей нет.
Принц, побледнев от гнева, снова отправился в королевские покои и дошел до самой молельни Анны Австрийской.
Сквозь полуоткрытую портьеру он увидел невестку, стоявшую на коленях перед королевой‑матерью. Насколько он мог рассмотреть, молодая женщина горько плакала.
Королевы не видели и не слышали его.
Он замер у дверей и стал подслушивать. Это печальное зрелище возбуждало его любопытство.
Молодая королева в слезах жаловалась:
– Да, король пренебрегает мною, король весь поглощен удовольствиями, в которых я не принимаю никакого участия.
– Терпение, терпение, дочь моя, – отвечала ей Анна Австрийская по‑испански и по‑испански же прибавила несколько слов, которых принц не понял.
Королева отвечала ей новыми жалобами, в которых принц разобрал только слово «baсos», повторяемое с выражением досады и раздражения.
«Baсos, – подумал принц. – Это означает купание». И он старался соединить в одно целое обрывки услышанных им фраз.
Во всяком случае, легко было догадаться, что королева горько жалуется и что если Анна Австрийская не могла ее утешить, то изо всех сил пыталась сделать это.
Принц испугался, как бы его не застали врасплох, и кашлянул. Обе королевы обернулись. При виде принца молодая королева быстро встала и вытерла глаза.
Принц слишком хорошо знал придворный мир, чтобы задавать вопросы, и слишком хорошо усвоил правила приличия, чтобы хранить молчание, поэтому он учтиво приветствовал королев.
Королева‑мать ласково улыбнулась ему.
– Что вам, сын мой? – спросила она.
– Мне?.. Да ничего… – пробормотал принц. – Я искал…
– Кого?
– Я искал принцессу.
– Принцесса отправилась купаться.
– А король? – спросил принц тоном, повергшим молодую королеву в трепет.
– И король, и весь двор уехали купаться, – отвечала Анна Австрийская.
– А вы что же, государыня? – сказал принц.
– О, я служу пугалом для всех, кто развлекается!
– Да и я, по‑видимому, тоже, – проговорил принц.
Анна Австрийская сделала знак своей невестке, и та ушла, заливаясь слезами.
Принц нахмурил брови.
– Вот грустный дом, – сказал он. – Как вы находите, матушка?
– Да… нет же… нет… здесь каждый ищет развлечения.
– Вот это‑то и огорчает тех, кому чужие развлечения не по вкусу.
– Как вы странно выражаетесь, милый Филипп!
– Право же, матушка, я говорю то, что думаю.
– Да в чем же дело?
– Спросите у моей невестки, которая сейчас вам рассказывала о своих горестях.
– О каких горестях?..
– Ну да, я ведь слышал. Случайно, но все слышал. Слышал, как она жаловалась на эти знаменитые купания принцессы.
– Ах, все это глупости!..
– Ну нет, плачут не всегда от глупости… Королева все произносила слово «baсos». Ведь это значит купание?
– Повторяю вам, сын мой, – сказала Анна Австрийская, – что ваша невестка мучается ребяческой ревностью.
– Если так, государыня, – отвечал принц, – то я смиренно сознаюсь в том же.
– Вы тоже терзаетесь ревностью из‑за этих купаний?
– Еще бы! Король едет купаться с моей женой и не берет с собой королеву! Принцесса отправляется купаться с королем и даже не считает нужным предупредить меня об этом! И вы хотите, чтобы моя невестка была довольна! И вы хотите, чтобы я был спокоен?
– Но, милый Филипп, – остановила его Анна Австрийская, – вы говорите вздор. Вы заставили прогнать Бекингэма, из‑за вас отправили в ссылку господина де Гиша. Уж не хотите ли вы теперь и короля выслать из Фонтенбло?
– О, мои притязания не идут так далеко, государыня, – произнес принц раздраженно. – Но сам я могу уехать отсюда и уеду.
Комментариев нет