XII. Ревность господина де Лоррена
Герцог Орлеанский вскрикнул от удовольствия, увидев шевалье де Лоррена.
– Ах, как я рад! – сказал он. – Какими судьбами? Все говорили, что вы пропали.
– Да, ваше высочество.
– Что же это, каприз?
– Каприз? Смею ли я капризничать, находясь рядом с вашим высочеством? Глубокое уважение…
– Ну хорошо, уважение мы отложим в сторону, ты каждый день доказываешь обратное. Я тебя прощаю. Почему ты исчез?
– Потому что я не был нужен вашему высочеству.
– Как так?
– Около вашего высочества столько людей более интересных, чем я. Я чувствовал, что не в силах тягаться с ними. И я удалился.
– Во всем этом нет ни капли здравого смысла. Что это за люди, с которыми ты не хотел тягаться? Гиш?
– Я никого не называю.
– Но ведь это же глупости! Чем тебе мешает Гиш?
– Я не говорю этого, ваше высочество. Не принуждайте меня. Вы знаете, что Гиш мой хороший друг.
– Тогда кто же?
Шевалье прекрасно знал, что любопытство усиливается, как жажда, когда у человека отнимают протянутый стакан.
– Нет, я хочу знать, почему ты пропал.
– Я заметил, что стесняю…
– Кого?
– Принцессу.
– Как так? – спросил удивленный герцог.
– Очень просто. Быть может, ее высочество испытывает что‑то вроде ревности, видя расположение, какое вы изволите мне выказывать.
– Она дала тебе понять это?
– Ваше высочество, с некоторого времени принцесса не обращается ко мне ни с единым словом.
– С какого времени?
– С тех пор, как господин де Гиш нравится ей больше, чем я, и она стала его принимать во всякое время.
Герцог покраснел.
– Во всякое время… Что вы сказали, шевалье? – строго произнес он.
– Вот видите, ваше высочество, я уже навлек на себя ваше неудовольствие. Я так и знал.
– Дело не в неудовольствии, – вы употребляете странные выражения. В чем же принцесса выказывает предпочтение Гишу перед вами?
– Я умолкаю, – ответил шевалье с церемонным поклоном.
– Напротив, я настаиваю на том, чтобы вы говорили. Если вы из‑за этого удалились, значит, вы очень ревнивы?
– Кто любит, тот всегда ревнив, ваше высочество. Разве вы сами на изволите ревновать ее высочество? Разве ваше высочество не омрачились бы, если бы постоянно видели около принцессы кого‑нибудь, к кому она выказывает явное благоволение? А ведь дружба такое же чувство, как и любовь. Ваше высочество иногда оказывали мне величайшую честь, называя меня своим другом.
– Да, да… Но вот опять двусмысленность. Знаете, шевалье, вы не мастер разговаривать.
– Какая двусмысленность, ваше высочество?
– Вы сказали: выказывает явное благоволение… Что вы подразумеваете под благоволением?
– Ровно ничего особенного, ваше высочество, – сказал кавалер самым благодушным тоном. – Ну, например, когда муж видит, что жена приглашает к себе какого‑нибудь мужчину предпочтительно перед другими; когда этот мужчина всегда находится у ее изголовья или у дверцы ее кареты; когда нога этого мужчины вечно по соседству с платьем этой женщины; когда они оба то и дело оказываются рядом, хотя по ходу разговора этого совсем не нужно; когда букет женщины оказывается одинакового цвета с лентами мужчины; когда они вместе занимаются музыкой, садятся рядом за ужин; когда при появлении мужа разговор прерывается; когда человек, за неделю перед тем совершенно равнодушный к мужу, внезапно оказывается самым лучшим его другом… тогда…
– Тогда… Договаривай же!
– Тогда, ваше высочество, мне кажется, муж вправе ревновать. Но ведь эти мелочи не имеют никакого отношения к нашему разговору.
Принц, видимо, волновался и испытывал внутреннюю борьбу; наконец он произнес:
– Но вы все‑таки не объяснили мне, почему вы сбежали. Вы сейчас мне заявили, что боялись стеснить, да еще прибавили, что заметили со стороны принцессы пристрастие к обществу де Гиша.
– Ваше высочество, этого я не говорил!
– Нет, сказали.
– Если сказал, то потому, что не видел тут ничего особенного.
– Однако что‑то вы все‑таки в этом видели?
– Ваше высочество, вы ставите меня в затруднительное положение.
– Нужды нет, продолжайте. Если ваши слова – правда, зачем вам смущаться?
– Сам я всегда говорю правду, ваше высочество, но я колеблюсь, когда приходится повторять то, что говорят другие.
– Повторять? Значит, что‑то говорят?
– Признаюсь, это так.
– Кто же?
Шевалье изобразил негодование.
– Ваше высочество, – сказал он, – вы подвергаете меня настоящему допросу, обращаясь со мною, как с подсудимым… А между тем всякий достойный дворянин старается забыть слухи, которые долетают до его ушей. Ваше высочество требуете, чтобы я превратил пустую болтовню в целое событие.
– Однако, – вскричал с досадою принц, – ведь вы же сбежали именно из‑за этих слухов!
– Я должен сказать правду. Мне говорили, что господин де Гиш постоянно находится в обществе принцессы, вот и все; повторяю, самое невинное и совершенно позволительное развлечение. Не будьте несправедливы, ваше высочество, не впадайте в крайность, не преувеличивайте. Вас это не касается.
– Как! Меня не касаются слухи о постоянных посещениях моей жены Гишем?..
– Нет, ваше высочество, нет. И то, что я говорю вам, я сказал бы самому де Гишу – до такой степени считаю невинными его ухаживания за принцессой… я сказал бы это ей самой. Однако вы понимаете, чего я боюсь? Я боюсь прослыть ревнивцем по обязанности, в силу вашей благосклонности ко мне, в то время как я ревнивец из дружбы к вам. Я знаю вашу слабость, знаю, что, когда вы любите, вы знать ничего не хотите, кроме вашей любви. Вы любите принцессу, да и можно ли не любить ее? Посмотрите же, в каком безвыходном положении я очутился. Принцесса избрала среди ваших друзей самого красивого и привлекательного; она так сумела повлиять на вас в его пользу, что вы стали пренебрегать всеми другими. А ваше пренебрежение – смерть для меня; с меня довольно немилости ее высочества. Вот поэтому‑то, ваше высочество, я и решил уступить место фавориту, счастью которого я завидую, хотя питаю к нему прежнюю искреннюю дружбу и восхищение. Скажите, можно ли возразить против этого рассуждения? Разве мое поведение нельзя назвать поведением доброго друга?
Принц взялся за голову и стал ерошить волосы. Молчание длилось довольно долго, так что шевалье мог оценить действие своих ораторских приемов. Наконец принц сказал:
– Ну, слушай, говори все, будь откровенен. Ты знаешь, я уже заметил кое‑что в этом роде со стороны этого сумасброда Бекингэма.
– Ваше высочество, не обвиняйте принцессу, иначе я покину вас. Как! Неужели вы ее подозреваете?
– Нет, нет, шевалье, я ни в чем не подозреваю мою жену. Но все‑таки… я вижу… сопоставляю…
– Бекингэм был просто сумасшедший.
– Сумасшедший, на поведение которого ты мне открыл глаза.
– Нет, нет, – с живостью перебил шевалье, – не я открыл вам глаза, а де Гиш. Не надо смешивать.
Комментариев нет