– Я уверена, что он, во всяком случае, попросит вас остаться у него подольше.
– Так как я не осмелюсь противоречить его величеству, я заранее прошу вас, принцесса, напомнить французскому королю, что один из самых преданных его слуг находится вдали от него.
– Берегитесь, чтобы в ту минуту, когда он вызовет вас во Францию, его приказание не показалось вам злоупотреблением властью.
– Я не понимаю вас, принцесса.
– Французский двор несравненный, я знаю, – но и при английском дворе есть хорошенькие женщины.
Рауль улыбнулся.
– Вот улыбка, – сказала принцесса, – которая не предвещает ничего хорошего моим соотечественницам. Вы как будто говорите им, господин де Бражелон: «Я приехал к вам, но сердце мое осталось по ту сторону пролива». Ведь таково значение вашей улыбки?
– Ваше высочество обладаете даром читать в глубине сердец; и вы теперь понимаете, почему долгое пребывание при английском дворе было бы мне тяжело.
– И мне незачем спрашивать, пользуется ли взаимностью такой элегантный кавалер.
– Принцесса, я воспитывался с той, кого я люблю, и мне кажется, что она питает ко мне те же чувства, что и я к ней.
– Поезжайте скорее, господин де Бражелон, и поскорее возвращайтесь; по вашем приезде мы увидим двух счастливцев, ибо я надеюсь, что на пути к вашему счастью нет препятствий.
– Увы, принцесса, есть большое препятствие.
– Какое же?
– Воля короля.
– Воля короля?.. Король противится вашему браку?
– Во всяком случае, откладывает его. Я просил согласия короля через графа де Ла Фер, а его величество, не ответив, правда, категорическим образом, сказал, однако же, что нужно подождать.
– Разве особа, которую вы любите, недостойна вас?
– Она достойна любви короля, принцесса.
– Я хочу сказать – может быть, ее происхождение ниже вашего?
– Она из знатной семьи.
– Молода, красива?
– Семнадцать лет, и для меня восхитительно хороша.
– Она в провинции или в Париже?
– Она в Фонтенбло, принцесса.
– При дворе?
– Да.
– Я ее знаю?
– Она имеет честь состоять фрейлиной вашего высочества.
– Ее имя? – с беспокойством в голосе спросила принцесса. – Если только, – прибавила она, быстро овладев собой, – это имя не тайна.
– Нет, принцесса; моя любовь достаточно чиста для того, чтобы не делать из нее тайны, тем более я не скрою ее от вашего высочества. Это мадемуазель Луиза де Лавальер.
Принцесса не могла удержаться от громкого восклицания, в котором было нечто большее, чем удивление.
– Ах, Лавальер!.. Та самая, которая вчера…
Она помолчала.
– Почувствовала себя дурно, – продолжала принцесса.
– Да, принцесса. Я только сегодня утром узнал об этом случае.
– И вы видели ее сегодня?
– Я имел честь проститься с ней.
– И вы говорите, – снова заговорила принцесса, делая над собой усилие, – что король… отсрочил вашу свадьбу с этой девочкой?
– Да, принцесса, отсрочил.
– И он чем‑нибудь объяснил это?
– Ничем.
– Давно ли граф де Ла Фер просил у короля согласия на ваш брак?
– Уже больше месяца, принцесса.
– Странно.
И словно облачко затуманило ее глаза.
– Больше месяца, – повторила она.
– Да, уже больше месяца.
– Вы правы, – сказала принцесса с улыбкой, в которой Бражелон мог заметить некоторую принужденность. – Мой брат не должен слишком долго задерживать вас у себя; поезжайте поскорей, и в первом же моем письме в Англию я призову вас от имени короля.
Принцесса встала, чтобы вручить Бражелону письмо. Рауль понял, что аудиенция окончена; он взял письмо, поклонился принцессе и вышел.
– Целый месяц! – шептала принцесса. – Неужели я была до такой степени слепа? Неужели он уже целый месяц любит ее?
И, чтобы отвлечься, принцесса немедленно начала письмо к брату, приписка к которому должна была вызвать Бражелона во Францию.
Как мы видели, граф де Гиш уступил настояниям Маникана и дал увести себя до конюшен, где они велели оседлать лошадей; потом по описанной нами выше маленькой аллее они поехали навстречу принцу, который после купания, свежий и бодрый, возвращался в замок, закрыв лицо женской вуалью, чтобы оно не загорело от лучей уже жаркого солнца.
Принц был в отличном настроении, вызванном созерцанием собственной красоты. Он мог сравнить в воде белизну своего тела с цветом кожи придворных, и благодаря заботам его высочества о своей наружности никто не мог соперничать с ним, даже шевалье де Лоррен. Кроме того, принц довольно успешно плавал, и его нервы после пребывания в холодной воде поддерживали его тело и дух в состоянии счастливого равновесия. Вот почему, завидя де Гиша, галопом ехавшего навстречу на великолепной белой лошади, принц не мог удержаться от радостного восклицания.
– Мне кажется, дело идет хорошо, – заметил Маникан, прочитав благосклонность на лице его высочества.
– А, здравствуй, Гиш! Здравствуй, бедняга Гиш! – воскликнул принц.
– Приветствую вас, монсеньор! – отвечал де Гиш, ободренный тоном Филиппа. – Желаю здоровья, радости, счастья и благоденствия вашему высочеству!
– Добро пожаловать, Гиш! Поезжай справа. Но придержи своего коня, потому что я хочу ехать шагом под этим зеленым сводом.
– Слушаю, монсеньор.
И, последовав приглашению, де Гиш поехал справа от принца.
– Ну, дорогой де Гиш, – сказал принц, – расскажи, что новенького ты знаешь о том ловеласе, которого я когда‑то знал и который приударял за моей женой?
Де Гиш покраснел как кумач, а принц покатился со смеху, точно слова его были верхом остроумия. Окружающая принца свита сочла нужным последовать его примеру, хотя не расслышала шутки; все разразились громким смехом, который полетел до самых последних рядов кортежа.
Де Гиш хотя и покраснел, но не растерялся: Маникан смотрел на него.
– Ах, монсеньор, – отвечал де Гиш, – будьте милосердны к несчастному, не отдавайте меня на растерзание шевалье де Лоррену!
– Как так?
– Если он услышит, что вы смеетесь надо мной, он тоже без всякой жалости станет надо мной насмехаться.
– Над твоей любовью к принцессе?
– Пощадите, монсеньор!
– А все же, Гиш, сознайся, ты строил глазки принцессе?
– Никогда в жизни, монсеньор.
– Ну, признавайся, из уважения ко мне! Признавайся, я освобождаю тебя от требований этикета, де Гиш. Будь откровенен, как если бы речь шла о мадемуазель де Шале или мадемуазель де Лавальер.
Тут принц снова залился смехом.
– Да что же это я играю шпагой, отточенной с обеих сторон? Я раню сразу и тебя, и моего брата: Шале и Лавальер – одна твоя невеста, а другая его будущая любовница.
– Право, монсеньор, – сказал граф, – вы сегодня в отличном настроении.
– Да, я сегодня чувствую себя хорошо. Мне приятно видеть тебя.
– Благодарю, ваше высочество.
– Ты, значит, сердился на меня?
– Я, монсеньор?
– Да.
– За что же, боже мой?
– За то, что я помешал твоим сарабандам и испанским романсам.
– О, ваше высочество!
– Не отнекивайся. Ты вышел тогда от принцессы с бешеным взглядом; это принесло тебе несчастье, дорогой мой, ты танцевал в балете прескверно. Не хмурься, де Гиш; это тебе не идет, ты выглядишь медведем. Если принцесса смотрела на тебя вчера, то я вполне уверен в том, что…
Комментариев нет