– Посмотрите на поворот аллеи: он уходит с мисс Стюарт. Скажите, виконт, у вас во Франции кавалеры тоже оказывают такие любезности?
– Я не могу, мадемуазель, сказать вам в точности, что делают во Франции, потому что меня едва ли можно назвать французом. Я побывал во многих странах, почти всегда в качестве солдата; кроме того, я провел много времени в деревне. Я настоящий дикарь.
– Англия вам не нравится, не правда ли?
– Не знаю, – рассеянно и со вздохом отвечал Рауль.
– Как не знаете?
– Простите, – поспешно проговорил Рауль, встряхивая головой и собираясь с мыслями. – Простите, я не расслышал.
– Ах, – вздохнула девушка, – напрасно герцог Бекингэм прислал меня сюда!
– Напрасно? – с живостью спросил Рауль. – Да, вы правы, я человек угрюмый, вам со мной скучно. Господину Бекингэму не следовало посылать вас ко мне.
– Именно потому, что мне не скучно с вами, – возразила Мэри своим нежным голосом, – господину Бекингэму не следовало посылать меня к вам.
Рауль смутился и покраснел.
– Каким образом господин Бекингэм мог послать вас ко мне? Ведь он вас любит, и вы его любите…
– Нет, – отвечала Мэри, – нет, герцог Бекингэм не любит меня, он любит герцогиню Орлеанскую; что же касается меня, то я не питаю никаких чувств к герцогу.
Рауль с удивлением посмотрел на девушку.
– Вы друг герцога, виконт? – спросила она.
– Герцог удостаивает меня чести называть своим другом, с тех пор как мы познакомились с ним во Франции.
– Значит, вы простые знакомые?
– Нет, потому что герцог Бекингэм близкий друг человека, которого я люблю, как брата.
– Графа де Гиша?
– Да, мадемуазель.
– Который влюблен в герцогиню Орлеанскую?
– Что вы говорите?
– И любим ею, – спокойно закончила девушка.
Рауль опустил голову; мисс Мэри Грефтон продолжала со вздохом:
– Они очень счастливы… Покиньте меня, господин де Бражелон, потому что герцог весьма неудачно предложил меня вам в спутницы. Ваше сердце занято другой, и вы дарите мне ваше внимание, как милостыню. Сознайтесь, сознайтесь… Было бы дурно с вашей стороны, виконт, не сказать правды.
– Извольте, я сознаюсь.
Грефтон взглянула на него. Бражелон держался так просто и был так красив, в глазах его светилось столько прямоты и решимости, что мисс Мэри не могла заподозрить его в невежливости или глупости. Она поняла, что Рауль любит другую, любит самым искренним образом!
– Да, конечно, – проговорила она. – Вы влюблены в какую‑нибудь француженку.
Рауль поклонился.
– Герцог знает о вашей любви?
– О ней никто не знает, – отвечал Рауль.
– Почему же вы сказали об этом мне?
– Мадемуазель…
– Признайтесь.
– Не могу.
– Значит, первый шаг придется сделать мне. Вы не хотите говорить, так как убеждены теперь, что я не люблю герцога, что я, может быть, полюбила бы вас. Вы искренний и скромный человек, не желающий профанировать настоящее чувство; вы предпочли сказать мне, несмотря на вашу молодость и мою красоту: «Моя любовь во Франции». Благодарю вас, господин де Бражелон, вы благородный человек, и я впредь буду еще больше любить вас… по‑дружески. Но довольно обо мне, поговорим о вас. Забудьте, что мисс Грефтон говорила вам о себе, скажите мне лучше, почему вы печальны, почему за последние дни вы стали грустить еще больше?
Рауль был до глубины сердца взволнован этим нежным и задушевным голосом; он не нашелся, что ответить, и Мэри снова пришла ему на помощь.
– Пожалейте меня, – сказала она. – Моя мать была француженка. Значит, я могу сказать, что по крови и душой я француженка. Но над моей французской пылкостью вечно расстилается английский туман и английская хандра. Именно у меня рождаются золотые грезы об упоительном счастье, но туман окутывает их, и они истаивают. Так произошло и теперь. Простите, довольно об этом, дайте мне вашу руку и поведайте другу о своих горестях.
– Вы говорите, что вы француженка душой и по крови?
– Да, моя мать была француженкой, а мой отец, друг короля Карла Первого, эмигрировал во Францию; таким образом, во время суда над королем и правления Кромвеля я воспитывалась в Париже. После реставрации Карла Второго мой отец вернулся в Англию и почти тотчас же умер. Тогда король пожаловал мне титул герцогини и увеличил мои владения.
– У вас есть родственники во Франции?
– Есть сестра, которая старше меня на семь или восемь лет; она вышла замуж во Франции и успела уже овдоветь. Это маркиза де Бельер.
Рауль встал с места.
– Вы ее знаете?
– Я слышал это имя.
– Она тоже любит, и ее последние письма говорят мне, что она счастлива. У меня, как я уже сказала вам, господин де Бражелон, половина ее души, но нет и сотой доли ее счастья. Поговорим теперь о вас. Кого вы любите во Франции?
– Одну милую девушку, чистую и нежную, как лилия.
– Но если она тоже любит вас, то почему вы печальны?
– До меня дошли слухи, что она меня больше не любит.
– Надеюсь, вы им не верите?
– Письмо, в котором сообщается об этом, не подписано.
– Аноним! Тут кроется предательство, – проговорила мисс Грефтон.
– Взгляните, – сказал Рауль, подавая девушке сто раз прочитанную им записку.
Мэри Грефтон взяла листок и прочла:
«Виконт, вы хорошо делаете, что развлекаетесь с придворными красавицами в Англии, потому что при дворе короля Людовика Четырнадцатого замок вашей любви осажден. Оставайтесь поэтому в Лондоне навсегда, бедный виконт, или скорее возвращайтесь в Париж».
– Без подписи? – спросила Мэри.
– Без подписи.
– Значит, не верьте.
– Но я получил еще одно письмо.
– От кого?
– От господина де Гиша.
– О, это другое дело! Что же он вам пишет?
– Читайте.
«Друг мой, я ранен, болен. Вернитесь, Рауль, вернитесь!
Де Гиш».
– Что же вы собираетесь делать? – спросила Мэри, у которой замерло сердце.
– Получив это письмо, я хотел было тотчас же испросить согласия короля на отъезд.
– Когда же вы получили письмо?
– Позавчера.
– На нем стоит пометка «Фонтенбло».
– Странно, не правда ли? Двор в Париже. Словом, я уехал бы. Но когда я обратился к королю с просьбой об отъезде, он рассмеялся и сказал: «Господин посол, почему вы решили уехать? Разве ваш государь отзывает вас?» Я покраснел, смутился. В самом деле, король послал меня сюда, и я не получил от него приказания вернуться.
Мэри сдвинула брови и задумалась.
– И вы остаетесь? – поразилась она.
– Приходится, мадемуазель.
– А та, кого вы любите…
– Да?
– Она вам писала?
– Ни разу.
– Ни разу? Значит, она вас не любит?
– По крайней мере со времени моего отъезда в Англию она не прислала ни одного письма.
– А прежде писала?
– Иногда… О, я уверен, ей что‑нибудь помешало!
Комментариев нет