Мартин Иден

Глава 29

Это было тяжелое лето для Мартина Идена. Редакторы и издатели удалились на отдых, и рукописи, возвращавшиеся обычно через три недели, теперь валялись в редакциях по три месяца. Единственным утешением было то, что не приходилось тратиться на марки. Только грабительские журналы продолжали жить интенсивною жизнью. И Мартин послал им все свои ранние произведения: «Ловцов жемчуга», «Профессию моряка», «Ловлю черепах», «Северо‑восточный пассат». Ни за один из этих очерков ему не было уплачено. Правда, после шестимесячной переписки Мартин получил безопасную бритву за «Ловлю черепах», а «Акрополь» обещал ему пять долларов и пять годовых подписок за «Северо‑восточный пассат», но исполнил лишь вторую часть обещания.

За сонет о Стивенсоне Мартин получил два доллара от одного бостонского издателя, не любившего сорить деньгами. Поэма «Пэри и жемчуг», только что законченная Мартином, очень понравилась редактору одного журнала в Сан‑Франциско, издававшегося на средства крупной железнодорожной компании. Редактор предложил Мартину в уплату за поэму даровой проезд по железной дороге. Мартин запросил его, может ли он передать кому‑нибудь это право. Узнав, что передавать право на даровой проезд нельзя и, следовательно, нет надежды заработать на этом, Мартин потребовал возврата рукописи. Он ее вскоре получил, причем редактор выразил в письме свое глубокое сожаление по поводу того, что поэму не пришлось напечатать. Мартин отправил ее в Сан‑Франциско вторично, на этот раз в журнал под названием «Шершень», когда‑то основанный блестящим журналистом, сумевшим быстро раздуть его популярность. К несчастью звезда «Шершня» начала меркнуть еще задолго до рождения Мартина. Редактор предложил Мартину за поэму пятнадцать долларов, но как только поэма была напечатана, по‑видимому забыл о своем обещании. Не получив ответа на многие запросы, Мартин написал, наконец, резкое письмо и получил от нового редактора холодное извещение, что он не отвечает за ошибки своего предшественника и что сам он весьма невысокого мнения о поэме «Пэри и жемчуг».

Но хуже всего поступил с Мартином чикагский журнал «Глобус». После долгих колебаний, побуждаемый голодом, Мартин все‑таки решил напечатать «Песни моря». Отвергнутые дюжиной журналов, стихи эти обрели, наконец, тихую пристань в редакции «Глобуса». В цикле было тридцать стихотворений, и Мартин должен был получить по доллару за каждое. В первый же месяц были напечатаны четыре стихотворения. И Мартин получил чек на четыре доллара; но, заглянув в журнал, Мартин ужаснулся. Заглавия стихотворений были изменены вместо «Finis» было напечатано «Финиш», (Finis – финис (лат.) – конец; финиш (англ.) – конечный пункт пробега в спорте) вместо «Песня морского утеса», стояло: «Песня кораллового утеса». Одно заглавие было просто заменено другим, совершенно неподходящим: вместо «Свет медузы» редактор написал: «След позади». Самые стихи подверглись еще большим искажениям. Мартин скрежетал зубами и рвал на себе волосы. Фразы, строчки, целые строфы были выпущены, спутаны, переставлены так, что иногда ничего нельзя было понять. Иные строчки били просто заменены чужими. Мартин не мог представить себе, что здравомыслящий редактор может быть повинен в подобных злодействах, и решил, что это проделки какого‑либо типографского мальчишки или переписчика. Мартин немедленно потребовал прекратить печатание цикла, он писал письмо за письмом, умоляя, угрожая, требуя. Но все его письма были оставлены без внимания. Ежемесячно появлялись эти исковерканные стихи, и ежемесячно Мартин получал чек за то, что уже было напечатано.

При всех этих неудачах Мартина поддерживало воспоминание о сорока долларах «Белой Мыши», но он все больше и больше времени отдавал сочинению доходных мелочей. Он неожиданно нашел «хлебное место» в агрономических и торговых журналах, попробовал было иметь дело с религиозным еженедельником, но увидел, что тут все шансы умереть с голоду.

В самый критический момент, – когда уже был заложен черный костюм, – Мартину вдруг повезло на конкурсе, объявленном комитетом республиканской партии. Собственно, это был даже не один конкурс, а три, и Мартин во всех трех оказался победителем. Он горько смеялся над самим собой и над тем, что ему приходится прибегать к подобным ухищрениям. Его поэма удостоилась первой премии в десять долларов, его агитационная песня получила вторую премию в пять долларов, и, наконец, статья о задачах республиканской партии получила опять‑таки первую премию в двадцать пять долларов. Все это очень обрадовало его, и он радовался до тех пор, пока не отправился получать деньги. Что‑то, очевидно, случилось в комитете, и хотя среди его членов был один банкир и одни сенатор, денег у комитета все же не оказалось. Пока продолжалась волокита, Мартин доказал, что не хуже разбирается в задачах демократической партии, получив первую премию за статью, написанную для подобного же конкурса. Мало того, здесь он даже получил свои двадцать пять долларов. Сорока долларов, следуемых ему по первому конкурсу, он так и не увидел никогда.

Чтобы встречаться с Руфью, Мартин вынужден был пойти на хитрость. Так как хождение от Северного Окленда до дома Морзов и обратно отнимало слишком много времени, то Мартин решил выкупить велосипед, заложив для этого свой черный костюм. Поездки на велосипеде, сохраняя время, служили в то же время прекрасным физическим упражнением. А кроме того, короткие парусиновые брюки и старый свитер могли отлично сойти за велосипедный костюм, и Мартин мог теперь почти ежедневно совершать прогулки вдвоем с Руфью. Дома видеться с нею было не совсем удобно, ибо миссис Морз продолжала осуществлять свой план светских развлечений. Избранное общество, которое Мартин встречал в гостиной и на представителей которого он еще недавно смотрел снизу вверх, теперь лишь раздражало его. Оно уже не казалось ему избранным. Тяжелая жизнь, напряженная работа и постоянные неудачи сделали Мартина злым и раздражительным, и разговор с подобными людьми приводил его в бешенство. Это не было чрезмерное самомнение. Людей он судил, сравнивая их не с собой, а с великими мыслителями, чьи книги он читал с таким благоговением. В доме Руфи он не встретил еще ни одного по‑настоящему умного человека, за исключением профессора Колдуэлла, который, впрочем, больше там не показывался. Все остальные были жалкие догматики, ничтожные люди с ничтожными мыслями. Их невежество поражало Мартина. Почему они все так невежественны?

Куда они девали свое образование? Ведь они читали те же книги, что и он. Как могло случиться, что они ничего не извлекли из них?

Мартин знал, что великие умы, настоящие, глубокие мыслители существуют. Лучшим тому доказательством были книги, которые помогли ему возвыситься над средой Морзов. И он знал, что даже в так называемом «обществе» можно встретить людей умней и куда интересней всех тех, которые наполняли гостиную Морзов. Он читал английские романы, в которых светские люди спорили в гостиных на политические и философские темы. Он знал, что в больших городах, не только английских, но и американских, существуют салоны, где сходятся представители искусства и научной мысли. Раньше он, по глупости, воображал, что каждый хорошо одетый человек, не принадлежащий к рабочему сословию, обладает силой ума и утонченным чувством прекрасного. Крахмальный воротничок казался ему признаком культуры, и он еще не знал, что университетское образование и истинное знание далеко не одно и то же.