Мартин Иден

– Этого быть не может! – вскричала она, сверкнув глазами. – Значит, вы больны!

– Никогда еще я не был так здоров. Я прибавил в весе на пять фунтов.

– Я не говорю, что вы телом больны; я говорю про ваш мозг. У вас в голове что‑то неладно! Я и то вижу! А что я такое!

Мартин задумчиво шел рядом.

– Я бы очень хотела, чтобы это у вас поскорее прошло! – воскликнула она вдруг, – Вы не можете относиться равнодушно к женщинам. Да еще когда они на вас так смотрят. Это неестественно. Вы ведь не маленький мальчик. Честное слово, я была бы рада, если бы явилась, наконец, женщина, которая расшевелила бы вас.

Проводив Лиззи, Мартин вернулся в «Метрополь».

Он опустился в кресло и устремил взгляд в пространство, не двигаясь и ни о чем не думая. Только время от времени перед ним возникали и вновь исчезали призраки далекого прошлого. Он равнодушно созерцал видения, казавшиеся ему каким‑то смутным сном. Но Мартин не спал. Вдруг он очнулся и посмотрел на часы. Было ровно восемь. Делать ему было нечего, а ложиться спать было рано. И опять он погрузился в мечтательное, полудремотное состояние, видения опять поплыли перед ним длинной вереницей. Ничего примечательного в этих видениях не было. Постоянно повторялся один образ: густая листва, пронизанная солнечными лучами.

Стук в дверь заставил его опомниться. Он не спал, и стук тотчас вызвал в его мозгу представление о телеграмме, письме, слуге, принесшем белье из прачечной. Ему вспомнился Джо, и, спрашивая себя, где сейчас может быть Джо, Мартин крикнул:

– Войдите!

Продолжая думать о Джо, он даже не оглянулся на дверь. Она тихо отворилась, но Мартин уже забыл о стуке, и опять видения поплыли перед ним. Вдруг сзади явственно послышалось женское рыдание. Рыдание было подавленное и сдержанное. Мартин мгновенно вскочил.

– Руфь! – воскликнул он с удивлением и почти с испугом.

Лицо ее было бледно и печально. Она стояла у двери, одной рукой держалась за нее, а другую руку прижимала к груди. Вдруг она с мольбой протянула обе руки к нему и шагнула вперед. Усаживая ее в кресло, Мартин заметил, как холодны ее пальцы. Сам он подвинул себе другое кресло и присел на его ручку. От смятения он не мог говорить. Весь его роман с Руфью был давно уже похоронен в его сердце. Он испытывал такое же чувство, как если бы вдруг на месте отеля «Метрополь» оказалась бы прачечная «Горячих Ключей» и ему предложили бы заняться недельной стиркой. Несколько раз он хотел заговорить, но всякий раз не решался.

– Никто не знает, что я здесь, – сказала Руфь тихо, с молящей улыбкой.

– Что вы сказали? – спросил он Его самого удивил звук его голоса. Руфь повторила свои слова.

– О! – сказал он; это было все, что он нашелся сказать.

– Я видела, как вы вошли в гостиницу, и, подождав немного, последовала за вами.

– О! – повторил он.

Никогда еще язык его не был таким скованным. Положительно все мысли сразу выскочили у него из головы. Он чувствовал, что молчание начинает становиться неловким, но даже под угрозой смерти он не придумал бы, с чего начать разговор. Уж лучше бы в самом деле он очутился в прачечной «Горячих Ключей», – он бы молча засучил рукава и принялся за работу.

– Итак, вы последовали за мной, – наконец проговорил он.

Руфь кивнула головой с некоторым лукавством и развязала на груди шарф.

– Я сначала видела вас на улице с той девушкой.

– Да, – сказал он просто, – я провожал ее в вечернюю школу.

– Разве вы не рады меня видеть? – спросила она после новой паузы.

– О да, – отвечал он поспешно, – но благоразумно ли, что вы пришли сюда одна?

– Я проскользнула незаметно. Никто не знает, что я здесь. Мне очень хотелось вас видеть. Я пришла сказать вам, что я понимаю, как я была глупа. Я пришла, потому что я не могла больше, потому что мое сердце приказывало мне прийти, потому что я хотела прийти!

Руфь встала и подошла к Мартину. Она положила ему руку на плечо и мгновение стояла так, глубоко и часто дыша, потом быстрым движением прижалась к нему. Добрый и отзывчивый по природе, Мартин понял, что он должен тоже обнять ее, что иначе он оскорбит ее так глубоко, как только может мужчина оскорбить женщину. Но в его объятиях не было ни теплоты, ни ласки. Он просто обхватил ее руками, но тело его не трепетало, как бывало прежде, и ему было лишь неловко и стыдно.

– Почему вы так дрожите? – спросил он. – Вам холодно? Не затопить ли камин?

Мартин сделал движение, как бы желая освободиться, но она еще крепче прильнула к нему.

– Это нервное, – отвечала она, стуча зубами, – я сейчас овладею собой. Мне уже лучше.

Ее дрожь мало‑помалу прекратилась. Он продолжал держать ее в объятиях, но уже больше не удивлялся. Он теперь знал уже, для чего она пришла.

– Мама хотела, чтобы я вышла за Чарли Хэпгуда, – объявила она.

– Чарли Хэпгуда? Это тот самый молодой человек, который всегда говорит пошлости? – пробормотал Мартин. Помолчав, он прибавил: – А теперь ваша мама хочет, чтобы вы вышли за меня…

Он сказал это без вопросительной интонации. Он сказал это совершенно уверенно, и перед его глазами прошли длинные столбцы цифр полученных им гонораров.

– Мама не будет теперь противиться, – сказала Руфь.

– Она считает меня подходящим мужем для вас? – Руфь наклонила голову.

– А ведь я не стал лучше с тех пор, как она расторгла нашу помолвку, – задумчиво проговорил он. – Я не переменился. Я все тот же Мартин Иден. Я даже стал хуже, я курю теперь. Вы чувствуете запах дыма?

Вместо ответа она весело и кокетливо приложила ладонь к его губам, ожидая привычного поцелуя. Но губы Мартина не дрогнули. Он подождал, пока Руфь опустила руку, и потом продолжал:

– Я не переменился. Я не поступил на службу. Я и не намерен поступить на службу. И я по‑прежнему утверждаю, что Герберт Спенсер – великий и благородный человек, а судья Блоунт – пошлый осел. Я вчера обедал у него и знаю это наверное.

– А почему вы не приняли папиного приглашения? – спросила Руфь.

– Откуда вы знаете? Кто подослал его? Ваша мать? – Руфь молчала.

– Ну конечно, она! Я так и думал. Да и теперь вы, наверно, пришли по ее настоянию.

– Никто не знает, что я здесь, – горячо возразила Руфь. – Неужели вы думаете, что моя мать позволила бы мне это?

– Ну, что она позволила бы вам выйти за меня замуж, в этом я не сомневаюсь.