– Я не об этом говорю, – уклончиво сказала мать, – но думала ли ты о нем? Такой человек во всех отношениях для тебя не подходит… что, если он полюбит тебя?
– Но он… он давно меня любит! – вскричала Руфь.
– Этого надо было ожидать, – ласково сказала миссис Морз. – Разве тот, кто тебя знает, может не полюбить тебя?
– Вот Ольнэй меня ненавидит! – пылко воскликнула она. – И я ненавижу Ольнэя. Когда он подходит ко мне, я становлюсь, как кошка, мне хочется царапаться; я сознаю, что противна ему, – во всяком случае он противен мне. А с Мартином Иденом мне хорошо. Меня еще никто не любил – «так» не любил. А ведь приятно быть любимой «так». Ты понимаешь, милая мама, что я хочу сказать? Приятно чувствовать себя настоящей женщиной… – Руфь спрятала лицо на груди у матери. – Я знаю, я ужасно дурная, но я по крайней мере откровенно говорю то, что чувствую.
Миссис Морз была и огорчена и обрадована. Дочь – бакалавр изящных искусств исчезла; перед ней сидела дочь – женщина. Опыт удался. Странный пробел в характере Руфи был заполнен, и заполнен безопасно и безболезненно. Этот неуклюжий матрос выполнил свою функцию, и хотя Руфь не любила его, он все же пробудил в ней женщину.
– У него руки дрожат, – говорила Руфь, стыдливо пряча лицо, – это смешно и нелепо, но мне жаль его. А когда руки его дрожат слишком сильно, а глаза сверкают слишком ярко, я читаю ему наставления и указываю на все его ошибки. Он боготворит меня, я знаю. Его руки и глаза не лгут. А меня это как будто делает взрослой – даже самая мысль об этом. Я начинаю чувствовать, что у меня есть что‑то, принадлежащее мне по праву, и я становлюсь похожей на других девушек… и… и… молодых женщин. Я знаю, что раньше я не была на них похожа, я это тревожило тебя. То есть ты не показывала мне своей тревоги, но я замечала… и я хотела, как говорит Мартин Иден, «стать лучше».
Это были святые минуты и для матери и для дочери, и глаза их были влажны в вечерних сумерках. Руфь – невинная, откровенная и неопытная; мать – любящая, понимающая и поучающая.
– Он на четыре года моложе тебя, – сказала она, – у него нет положения в свете. Он нигде не служит и не получает жалованья. Он очень непрактичен. Если он тебя любит, он должен был бы подумать о том, что дало бы ему возможность и право жениться на тебе, а не забавляться какими‑то рассказами и детскими мечтами. Боюсь, он никогда и не сделается взрослым. У него нет стремления, занять свое настоящее место в жизни, подобающее мужчине, – как было у твоего отца, у мистера Батлера, и вообще у всех людей нашего круга. Мартин Иден, мне кажется, никогда не будет зарабатывать деньги. А мир так устроен, что деньги необходимы: без них не бывает счастья – о, я не говорю о каком‑нибудь огромном состоянии, но просто о твердом доходе, дающем возможность прилично существовать. Он никогда не говорил о своих чувствах?
– Ни одного слова. Он даже не пытался; да я бы и не дала ему говорить. Ведь я его вовсе не люблю.
– Я рада этому. Я бы не хотела, чтобы моя дочь, моя чистая девочка, полюбила такого человека. Ведь есть на свете много людей благородных, порядочных и чистых. Подожди немного. В один прекрасный день ты встретишь такого человека и полюбишь его, и он полюбит тебя. Ты будешь счастлива с ним так, как я была счастлива с твоим отцом. Об одном ты должна всегда помнить…
– Да, мама?
Голос миссис Морз сделался тихим и нежным:
– О детях.
– Я думала об этом, – призналась Руфь, вспомнив непрошенные мечты, овладевавшие ею подчас, и снова покраснела от стыда.
– Мистер Иден не может быть твоим мужем именно из‑за детей, – многозначительно произнесла миссис Морз. – Они должны унаследовать чистую кровь, а это он едва ли сможет передать им. Твой отец рассказывал мне о жизни матросов, и… и ты понимаешь?
Руфь с волнением сжала руку матери, чувствуя, что все понимает, хотя то страшное и смутное, что ей представлялось, никак не могло принять форму четкой и определенной мысли.
– Ты знаешь, мама, я ничего не сделаю, не поговорив с тобой, – начала она, – только иногда ты должна сама спрашивать меня – ну, вот так, как сегодня. Я давно уже хотела сказать тебе об этом, а как начать – не знала. Это, конечно, ложный стыд, но тебе ведь так легко помочь мне! Иногда ты должна спрашивать меня, давать мне возможность высказаться. Ты тоже ведь женщина, мама! – вскричала вдруг Руфь, схватив мать за руки и радостно ощущая это новое, еще неосознанное равенство между ними. – Я бы никогда не думала так, если б ты не начала этого разговора. Нужно было мне сперва почувствовать себя женщиной, чтобы понять, что и ты женщина тоже.
– Мы обе женщины, – сказала мать, обнимая и целуя ее. – Мы обе женщины, – повторила она, когда они выходили из комнаты, обнявшись, взволнованные вновь возникшим ощущением товарищеской близости.
– Наша маленькая девочка стала, наконец, женщиной, – час спустя с гордостью объявила миссис Морз своему мужу.
– То есть ты хочешь сказать, что она влюблена? – спросил тот, вопросительно посмотрев на жену.
– Нет, я хочу сказать, что она любима, – отвечала та с улыбкой. – Опыт удался. В ней проснулась женщина.
– Тогда надо отвадить Идена, – кратко, деловым тоном заключил мистер Морз.
Но его жена покачала головой:
– Нет надобности: через несколько дней он отправляется в плавание. А когда он вернется, Руфи здесь не будет. Мы пошлем ее к тете Кларе. Ей будет очень полезно провести год на востоке, повидать других людей, другую жизнь, переменить климат, обстановку.
Глава 20
Желание писать снова охватило Мартина. Идеи рассказов, стихотворений беспрестанно рождались в его мозгу, и он делал беглые наброски, чтобы когда‑нибудь, в будущем, использовать их. Но писать не писал. Это были его каникулы, и он решил посвятить их любви и отдыху, – что удалось вполне. Жизненная энергия вернулась к нему, и каждый раз при встрече с ним Руфь вновь поддавалась могучему действию его здоровья и силы.
– Будь осторожна, – предостерегающе сказала ей однажды мать, – не слишком ли ты часто видишься с Мартином Иденом?
Но Руфь лишь улыбнулась в ответ. Она была слишком уверена в себе, да к тому же через несколько дней он должен был уйти в плавание. А когда он вернется, она будет уже далеко на востоке. И все‑таки в силе и здоровье Мартина таилось необычайное очарование.
Комментариев нет