Но Мартин как будто проснулся. Он привел в порядок велосипед, смазал колеса, проверил руль и вычистил передачу. Джо сидел в трактире, когда Мартин промчался мимо, низко пригнувшись к рулю, ритмически нажимая ногами на педали, глядя вперед, на пыльную дорогу, по которой предстояло ему проехать семьдесят миль. Он переночевал в Окленде, а в воскресенье приехал обратно и принялся в понедельник за работу, усталый, но зато с приятным сознанием, что на этот раз не был пьян.
Прошла пятая неделя, за нею шестая, а он все жил и работал, как машина, и только в глубине его души сохранялась какая‑то маленькая искорка, заставлявшая его в конце каждой недели совершать на велосипеде стосорокамильный путь. Но это не было отдыхом. Это было тем же напряжением машины, и, в конце концов, в душе Мартина погасла даже та последняя искорка, которая оставалась от его былой жизни. В конце седьмой недели, не пытаясь даже сопротивляться, он отправился в деревню вместе с Джо и опять «вкусил жизни» и жил до понедельника.
Однако в следующую субботу он снова проехал семьдесят миль, прогоняя оцепенение, вызванное усталостью, другим оцепенением, вызванным еще большей усталостью. И только в конце третьего месяца он в третий раз отправился в деревню вместе с Джо. Забывшись, он снова начал жить, а начав жить, как при внезапной вспышке молнии увидал, каким он стал животным, – не потому, что пил, а потому, что так работал. Пьянство было следствием, а не причиной. Оно следовало за работой с такой же закономерностью, с какою ночь следует за днем. Став вьючным животным, никогда не достигнешь светлых высот; виски внушило ему эту мысль, и он согласился с нею. Виски проявило великую мудрость. Оно открыло ему важную истину.
Мартин велел подать себе бумагу и карандаш, заказал виски для всей компании, и, пока все пили за его здоровье, он, прислонясь к стойке, написал что‑то на бумаге.
– Телеграмма, Джо, – сказал он, – прочти‑ка. – Джо стал читать с глупой, пьяной усмешкой. Но то, что он прочел, вдруг отрезвило его. Он с упреком посмотрел на Мартина, и слезы заблестели у него на глазах.
– Ты меня бросаешь, Март? – спросил он печально. Мартин утвердительно кивнул головой и, подозвав какого‑то мальчишку, велел ему сбегать на телеграф.
– Стой! – заплетающимся языком выговорил Джо. – Я хочу обмозговать кое‑что.
Он ухватился за стойку, чтобы не упасть, а Мартин обнял его рукой и поддерживал, пока тот не собрался с мыслями.
– Напиши, что оба работника уходят, – внезапно выпалил Джо. – Пиши.
– Но почему же ты‑то уходишь? – спросил Мартин.
– Потому же, почему и ты.
– Я отправляюсь в плавание, а ты не можешь.
– Верно, – отвечал Джо, – но я стану бродягой. Это очень даже отлично.
Мартин с минуту испытующе смотрел на него и, наконец, воскликнул:
– Ей‑богу, ты прав! Лучше быть бродягой, чем вьючным животным. По крайней мере будешь жить. А до сих пор у тебя жизни не было.
– Была, – поправил его Джо, – я раз лежал в больнице.
Пока Мартин изменял текст телеграммы, Джо продолжал:
– Когда я лежал в больнице, мне совсем не хотелось пить. Чудно, а? Но, когда я всю неделю работаю, как лошадь, я должен напиться под конец. Все знают, что повара пьют, как черти… и пекари тоже… Работа такая. Стой! Я плачу половину за телеграмму.
– Ладно, сочтемся, – сказал Мартин.
– Эй, все сюда, я угощаю! – крикнул Джо, высыпая на стойку деньги.
В понедельник утром Джо был охвачен волнением. Он не обращал внимания на головную боль и не интересовался работой. Немало было потеряно драгоценных минут, дока он сидел и беспечно глазел в окна, любуясь солнцем и деревьями.
– Посмотрите! – кричал он. – Ведь это все мое. Это свобода! Я могу лежать под деревьями и проспать хоть тысячу лет, если захочу. Пошли, Март. Плюнем на все. Ну их к чёрту! Чего нам ждать! Впереди страна безделья, и туда я теперь возьму билет, – только не обратный.
Несколько минут спустя, наполняя стиральную машину бельем, Джо увидел рубашку хозяина гостиницы, он знал его метку. И в упоении вновь обретенной свободы кинул рубашку на пол и начал топтать ее ногами.
– Я бы хотел, чтобы это была твоя морда, жирный чёрт! – кричал он. – На тебе! Получай! Вот! Вот! Вот тебе! Пусть‑ка кто‑нибудь удержит меня тут. Пусть попробует!..
Мартин, смеясь, пытался его образумить. Во вторник вечером явились два новых работника, и до конца недели Джо и Мартин были заняты тем, что приучали их ко всем порядкам. Джо сидел и давал наставления, но сам ничего не делал.
– Дудки! – объявил он. – Я и пальцем не пошевелю. Пускай увольняют раньше срока, а я все‑таки не пошевелю пальцем. Я работать кончил. Буду разъезжать в товарных вагонах и спать под деревьями. Эй вы, работнички! Нажимайте! Потейте! Потейте, чёрт вас возьми! А когда вы околеете, то сгниете так же, как и я сгнию; – и не все ли равно, как вы жили? А? Ну, скажите мне на милость, не все ли равно в конце концов?
В субботу они получили расчет и вместе пошли до перекрестка.
– Ты, конечно, со мной не пойдешь, не стоит и уговаривать? – спросил Джо с видом полной безнадежности.
Мартин отрицательно покачал головой. Он приготовился уже сесть на велосипед. Они пожали друг другу руки, и Джо, удержав на мгновение руку Мартина, сказал:
– Мы с тобой еще увидимся на этом свете, Март. Такое у меня предчувствие. Прощай, Март, будь счастлив. Я тебя люблю, ей богу люблю!
Он беспомощно стоял посреди дороги, глядя вслед Мартину, пока тот не скрылся за поворотом.
– Славный малый, – пробормотал он, – очень славный.
Потом он побрел вдоль дороги к водоему, где под откосом лежало полдюжины бродяг, ожидая товарного поезда.
Глава 19
Руфь со всей своей семьей уже вернулась в Окленд, и Мартин снова стал встречаться с нею. Получив ученую степень, она перестала учиться, а он, израсходовав на работе всю жизненную энергию души и тела, перестал писать. Это давало им возможность чаще видеться, и они еще больше сблизились.
Сначала Мартин только отдыхал и ничего не делал. Он много спал, много думал, вообще жил как человек, постепенно приходящий в себя после сильного потрясения. Первым признаком пробуждения был интерес к газете, который стал понемногу обнаруживаться в нем. Потом он начал снова читать, сначала стихи и беллетристику, но прошло еще несколько дней, и он с головой погрузился в давно забытого Фикса. Его изумительное здоровье помогло ему восстановить утраченную было жизненную силу, и он вновь обрел весь пыл и задор молодости.
Комментариев нет