Мартин Иден



И вот Мария сделалась домовладелицей и хозяйкой фермы; у нее было два работника, исполнявшие тяжелую работу, а ее текущий счет в банке все возрастал, несмотря на то, что все ее дети были теперь обуты и ходили в школу. Редко кому удается встретить в жизни сказочного принца. Но Мария, отупевшая от тяжкой работы и никогда не мечтавшая ни о каких принцах, встретила такого принца в лице бывшего рабочего из прачечной.

Между тем кругом начали интересоваться, кто же такой этот Мартин Иден? Он отказался дать издателям биографические сведения о себе, но от газет было не так‑то легко отделаться. Он был уроженцем Окленда, и репортеры разыскали достаточно людей, знавших Мартина с детства. Таким образом, в газетах появились подробные описания, кем он был и кем он не был, чем он занимался и чем не занимался. Поступили в продажу его фотографические карточки, выпущенные ловким фотографом, у которого некогда снимался Мартин Иден. Сначала Мартин боролся со всей этой шумихой, так как в нем сильна еще была неприязнь к журналам и к буржуазному обществу. Но в конце концов он примирился, потому что так было менее хлопотливо. Ему неловко было отказывать в интервью специально приехавшим издалека корреспондентам. Кроме того, с тех пор как он бросил писать и учиться, дни стали тянуться невыносимо медленно, и надо было чем‑нибудь заполнить свободные часы. Поэтому он разрешил себе эту маленькую прихоть: беседовать с журналистами, излагать свои литературные и философские взгляды и принимать приглашения в богатые буржуазные дома. Он обрел вдруг необычайное спокойствие, Ничто не трогало его. Он простил всем и все, – простил даже молодому репортеру, некогда осрамившему его, и позволил даже ему написать целый столбец о Мартинe Идене с приложением фотографического снимка.

Время от времени Мартин виделся с Лиззи, и ясно было, что она жалеет о его возвеличении. Пропасть между ними от этого стала еще больше. Может быть, в надежде перебросить мост через эту пропасть, Лиззи согласилась на его уговоры, стала посещать вечернюю школу и курсы стенографии и сшила платье у лучшей портнихи, содравшей огромные деньги. Ее быстрые успехи заставили, наконец, Мартина призадуматься над тем, правильно ли он поступает. Он знал, что все, что делала Лиззи, она делала ради него. Ей хотелось подняться в его глазах, приобрести те качества, которые, как ей казалось, он особенно ценит. А он между тем не давал ей никакой надежды, виделся с ней редко и обращался всегда только как брат с сестрой.

«Запоздалый» был выпущен книгоиздательством, когда Мартин находился в зените славы, а так как это была беллетристика, то повесть имела еще больший успех, чем «Позор солнца». По спросу на книжном рынке обе книги Мартина все время занимали первое место – факт почти небывалый. И рядовые читатели и поклонники «Позора солнца» зачитывались повестью, восхищались ее силой и необычайным мастерством автора. Мартин Иден только что с успехом атаковал мистицизм теоретически; а теперь он и на практике доказал, что такое настоящая литература. В нем, таким образом, счастливо сочетался гений критический с гением художественным.

Деньги так и текли к нему, слава его росла непомерно, но все это скорее забавляло его, нежели радовало. Один ничтожный факт привел его в полное недоумение, и факт этот, наверно, немало удивил бы весь мир. Впрочем, мир удивился бы не самому факту, а скорее тому, что он привел Мартина в недоумение. Судья Блоунт пригласил Мартина обедать! Это событие, само по себе ничтожное, имело великое значение и было чревато важными последствиями. Мартин Иден оскорбил судью Блоунта, разговаривал с ним непозволительным образом, а судья Блоунт, встретившись с ним на улице, пригласил его обедать Мартин вспомнил, как часто встречался он с судьей в доме Морзов, и судья никогда и не думал приглашать его обедать. «Почему же он тогда не приглашал меня?» – спрашивал себя Мартин. Ведь он нисколько не переменился. Он был все тот же Мартин Иден. В чем же разница? Только в том, что его произведения были теперь напечатаны? Но ведь написал он их еще тогда. С тех пор он ничего не написал. Все лучшее из созданного им было создано именно тогда, когда судья Блоунт, разделяя общепринятую точку зрения, высмеивал и его, и Спенсера. Итак, судья Блоунт пригласил его не ради настоящих его заслуг, а ради того, что было в сущности только их отражением.

Мартин с улыбкой принял приглашение, сам изумляясь своей сговорчивости. За обедом, кроме дам, присутствовало шесть или семь важных особ, среди которых Мартин чувствовал себя, несомненно, «львом». Судья Блоунт, горячо поддерживаемый судьей Хэнуэллом, просил у Мартина разрешения записать его в члены своего клуба «Стикс», доступ в который был открыт людям не просто богатым, но чем‑либо выдающимся. Мартин еще больше удивился, но предложение отклонил.

Он по‑прежнему был занят распределением своих рукописей. Издатели положительно осаждали его письмами. Все единогласно решили, что он превосходный стилист и что под красотой формы у него скрывается богатое содержание. «Северное обозрение», напечатав «Колыбель красоты», обратилось к нему с просьбой прислать еще полдюжины подобных же статей, и Мартин собирался уже исполнить эту просьбу, истощив до конца свой старый запас, как вдруг «Журнал Бэртона» заказал ему пять статей и за каждую статью предложил по пятьсот долларов.

Мартин написал, что согласен, но не по пятьсот, а по тысяче. Он очень хорошо помнил, что все эти рукописи были отвергнуты в свое время теми самыми журналами, которые теперь спорили из‑за них. Он помнил их равнодушие, стандартные отказы. Они немало поиздевались над ним, и теперь ему тоже захотелось поиздеваться над ними «Журнал Бэртона» уплатил ему назначенную цену за пять статей, а остававшиеся четыре были подхвачены на тех же условиях другим крупным ежемесячником. «Северное обозрение» было слишком бедно и не могло тягаться с ними. Так увидели свет: «Жрецы чудесного», «Мечтатели», «Мерило нашего „я“», «Философия иллюзий», «Бог и зверь», «Искусство и биология», «Критика и пробирки», «Звездная пыль», «Сила ростовщичества». Все эти вещи вызвали шум, долго не стихавший.

Издатели просили Мартина самого назначать условия, что он охотно делал. Но печатал он только то, что было уже раньше написано. От всякой новой работы он категорически отказывался. Мысль снова взяться за перо казалась ему невыносимой. Он слишком хорошо помнил, как гнусная толпа растерзала Бриссендена; он продолжал по‑прежнему презирать толпу, хотя она ему и рукоплескала. Свою популярность Мартин считал оскорблением памяти Бриссендена. Он морщился, но не отступал, твердо решив наполнить свой мешок золотом.

Неоднократно приходилось Мартину получать от издателей письма такого содержания.






Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108

Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *