Стая

— Оставь свою философию. Не стоит будущее пускать на самотек. Чтобы чего-то достичь, нужно это запланировать, а не жить как аморфное существо, мечтая выиграть в лотерею.

Юля вздохнула, заставив себя промолчать, допила чай и спросила у матери:

— Мам, ты сегодня снова за бортом?

— Скорее наоборот.

— Ладно, пойду Витьку позвоню. Не хочу ехать в клуб поздно, а то его начинает кондрашка от страха бить. — Вышла из кухни.

— Витьку? — переспросил Монахов, посмотрев на жену.

— М — мм… — кивнула она. — Витек — это Виктор Самарин. Самара, как вы его называете, мальчик, который Юльку возит.

— А что за выражение неописуемой радости на лице?

— У Юльки?

— Не у меня же.

— Ну, а кто виноват, что дочь вынуждена искать себе «подружек» среди твоего служебного персонала? Она мало общается со сверстниками, почти никуда не выходит из дома, — приостановилась Наталья и с невинным выражением на лице выдала провокационное: — Глядишь, она и жениха себе среди твоих парней присмотрит…

— Ты что такое говоришь?

— Да ничего такого, — с усмешкой отмахнулась от слов мужа и пожала плечами. — Пора прекратить шестнадцатилетнюю девочку в пеленки заматывать. А ты с каким-то маниакальным рвением пытаешься запереть ее в четырех стенах и оградить от всего мира. О какой загранице может идти речь, если она без твоего разрешения за пределы ворот особняка ступить не может? Но, впрочем, я сейчас не собираюсь устраивать из этого дискуссию. Просто к слову пришлось.

Муж глубоко вздохнул, но то, что он собирался сказать, так и осталось в его голове, потому что в дверях снова появилась Юля.

— Ой, пап, ты еще здесь?

— Уже ухожу. — Монахов встал со стула, обнял дочь, слегка стиснув ее плечи.

— Мам, мне надо с тобой поговорить.

— Сейчас, подожди. Папу провожу.

Наталья ушла захлопнуть за мужем дверь, а Юля тем временем сполоснула чашки. Она знала, как начнет разговор, но с волнением ждала, как он закончится, и очень надеялась, что мама поймет и не станет препятствовать ее стремлению.

— О чем разговор? — спросила Наталья, когда вернулась. Юля старательно вытирала крошки со стола. Даже слишком старательно. — Что-то ярко блестят у тебя глазки, моя родная.

— У Дениса скоро день рождения и я хочу подарить ему подарок. — Юлька наконец прекратила протирать дырку в столе и обратилась к матери. — Как ты на это смотришь?

— Ну что ж, — на счастье Юли одобрила Наталья, — сама идея хороша. Подарки всегда приятны. Вопрос в том, что именно ты собираешься ему подарить.

— Хм — м… — глубоко вздохнув, Юлька набралась смелости, — только не говори сразу «нет».

— Почему ты уверена, что именно это я и скажу?

Когда Юля призналась, что именно решила подарить Денису, то получила в ответ ожидаемый категоричный отказ.

— Юля, это слишком. Нет-нет и еще раз нет.

— Мама, я понимаю твое возмущение, — деловито начала девочка переубеждать мать. — Но для меня это важно. Я хочу подарить его именно сейчас, потому что на следующий год у меня уже может не быть такой возможности. Согласись? Я не знаю, как все будет дальше. Это больше для меня самой, чем для него. Ну не пену для бритья же ему дарить!

* * *

— …это просто трындец! А еще дочь мента называется! Все знает! Где достать и как косячок забить. Мы сначала, конечно, сопротивлялись, а потом любопытство взяло верх, что же это за травка такая веселая. Короче говоря, решили попробовать, Любка принесла травки, покурили мы в туалете на большой перемене. Не, не вставило нас, никакого веселья мы не почувствовали, разочаровались и пошли на пару. Вместо бодрости и кайфа получили другое. Нас развезло так, что некоторые из девок заснули прямо на паре. Хорошо, целый поток сидел, вроде как и не заметно. А Элька была в шикарном белом костюме. Таком белоснежном-белоснежном. И перед парой, чтобы перебить запах изо рта зажевала жвачку. Не помню, что за жвачка, но была она такого ядовитого зеленого цвета!.. Выпала она изо рта и хана прекрасному Элькиному костюму. Получила Элька себе на грудь сверкающую зеленую медаль. Я, естественно, предложила хорошо известный способ, положить пиджак в морозилку и потом отколупать застывшую жвачку. И вот тут нас, вернее их, понесло. Не знаю я, что именно их так развеселило, но девки стали ржать так, что препод лекцию остановил. Видать, все-таки травка подействовала…

— Вера, ты заткнешься когда-нибудь или нет?

Хвала небесам, в комнате воцарилось гробовое молчание. Верочка замолчала, очевидно, насупившись. Было слышно, как изменился ритм ее дыхания, став тяжелее, вероятно, от поглотившего ее недовольства.

Уже минут пятнадцать Денис лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку, и мечтал, чтобы Вера прекратила рассказывать свои байки. Глупая история про то, как девочки решили курнуть травки, ни капли не впечатлила. Хоть убейте! Был точно уверен, что как только наступит тишина уйдет и его раздражение. Только вот когда женский голос прекратил звенеть в ушах, ничего не изменилось. Ни-че-го. Верочка даже молча тихо и незримо подбешивала его.

Где же то долгожданное спокойствие, которое он надеялся обрести после этой ночи? Сегодня его не было. Не чувствовалось в теле приятной истомы после секса, а мозг не был сонным и ленивым. Раздражало всё: Веркино шевеление рядом, звук соседской дрели за стенкой — как обычно, кто-то решил, что именно утром и именно в это воскресенье самое время для ремонта, — слишком узкое одеяло, в которое он не мог завернуться как в кокон. Причем, дрель действовала на нервы меньше всего.

— Если я тебя так раздражаю, зачем ты приходишь? — словно прочитав его мысли, спросила Вера обиженно, глядя на свои круглые коленки. Сидела она, притянув их к груди, опершись на спинку кровати.

— Странный вопрос. — Денис встал и набросил на себя одежду так торопливо, словно боялся куда-то опоздать. Вера не поднялась, не проводила его на кухню, чтобы предложить завтрак. А он и есть не хотел, хотя в желудке урчало.

Двигаясь, будто не по квартире, а по полю с лежалыми костями, Шаурин налил стакан воды и остановился посреди кухни. В знакомой обстановке кое-то изменилось. Новые шторы. Он еще вчера заметил рассыпавшиеся по белой ткани аляпистые цветы. Наверное, так Верочка решила компенсировать свою неспособность к выращиванию комнатных растений. Единственный представитель флоры, кажется, декабрист, совсем не радовал пышной зеленью. Его кожистые, некогда сочные ветки потускнели и покрылись морщинками.

Этот цветок достался Вере от бабушки, перешел по наследству вместе с квартирой. Везет же некоторым… Шаурину ничего не доставалось в жизни просто так. И вряд ли фортуна когда-нибудь побалует. Его бабушки умерли давно. Одна из них ютилась в коммуналке, а вторая в небольшой двухкомнатной квартире, которую мать продала сразу после того, как оформила приватизацию. Продала и съехала в пригород, в небольшой домик. Денис ничего не узнавал специально, но кое-какие новости просачивались.