Стая

В какой-то момент перехватило горло, и Юля закашлялась.

— Юля, там в ящике…

— Знаю, мама, пойду заглотну таблетку.

Вышла из-за стола, чтобы найти в аптечке леденцы от горла. Но бездумно рылась в ящике. Не потому что тянула время, а потому что ничего перед собой не видела, потому что дошла до предела, когда сил играть равнодушие уже не осталось. В глазах темнота.

А потом словно небо рухнуло на плечи.

— А поговорить? — Денис вытащил из ящика леденцы в металлической фольге и протянул ей.

— А что — сейчас самое время? — Юля взяла их, стараясь не коснуться его руки. И как только смогла говорить твердо… Но точно не сознательно. Ступор, наверное.

Сунула леденец в рот и повернулась, вцепившись в столешницу. Начало отпускать, так словно после приступа. И внутри стало мягко и больно.

— Правильно, — встал прямо перед ней, — о чем нам нужно поговорить, ты и так знаешь, — вопрос только в удобном времени. Сейчас самое что ни на есть удобное. Или предлагаешь пригласить тебя на ужин? Ты придешь, я уверен. Ты не привыкла прятаться и убегать, а потому наденешь самое красивое платье, примешь самый обворожительный вид, отгородишься бетонной стеной и будешь холодно улыбаться. А я так не хочу. Хочу сейчас.

Юля раздраженно хмыкнула и скрестила руки на груди.

— Ты как всегда самоуверен. Приехал как ни в чем не бывало. Только у меня теперь другая жизнь. Да ты и сам видишь.

— Ах, да, — ответил с плотоядной улыбкой, — у тебя появилось домашнее животное. Котик Славик…

— И не лезь…

— Я — лезть? — сразу перебил ее. — Да что ты! Мне даже делать ничего не придется, ты его сама сожрешь. С потрохами. Ему недолго осталось. Самую малость. Можешь поразвлекаться пока.

— Конечно, я поразвлекаюсь, — с наслаждением сказала Юля. — Ведь, чтобы спать с человеком не обязательно его любить. Можно заниматься сексом с одним, а любить другого. Да что я тебе рассказываю, ты и сам все прекрасно знаешь. Спросить хочу. Уже, наверное, можно, да? Уже ответишь? — сделала паузу, чтобы сконцентрировать все его внимание. Хотя куда уж больше. Он навис над ней, не позволяя даже взгляда отвести, а она, как загипнотизированная, смотрела только на него. — Стоило ли все это того? Уехать вот так и два года из жизни вон. Я вижу, понимаю, какое ты сейчас занимаешь положение. Так стоило — лично для тебя?

— Стоило, — убежденно проговорил он, повышая голос. — Твоя мама жива здорова; отец — слава богу, тоже. И ты, я смотрю… в благодушном настроении. Только ради этого можно сказать, что все это того стоило. Все два года. И уехать вот так. Или мне нужно тебе в красках рассказать, что бывает, когда такие люди, как я и твой отец, начинают делить власть? При тебе сколько людей Монахова похоронили?

— В благодушном настроении… А ты думал, что я изменюсь, сломаюсь? Стану прожженной стервой и буду кричать: «Все мужики козлы!»? Обозлюсь на весь мир, всех вокруг возненавижу? — с жаром заговорила Юля. А не хотела ведь, но Шаурин все равно втянул ее в разговор.

— Я не думал, я этого боялся.

Постаралась пропустить эти слова мимо ушей, потому что слишком много в них было чувств, и в глазах его серых их стало слишком много.

— Ну так что же сейчас изменилось?

Шагнул еще ближе, совсем притискивая Юлю к столу.

— А сейчас тебе не придется выбирать. Сейчас у твоего отца, во-первых, нет выхода, а во-вторых, он сам не против. Монахова можно характеризовать как угодно, но глупцом он никогда не был. И сейчас он прекрасно осознает свои силы и понимает, что ему лучше объединиться со мной. — Денис, конечно, словами немного смягчил впечатление. Об объединении речь не шла. — Знаешь, я не собирался действовать вот так. Ты тогда назвала меня системой, такой же, как твой отец. Это правда. Это верно так. Сергей Владимирович мне во многом помог, и я ему за это благодарен. Но я для него тоже достаточно сделал. У меня был свой путь, своя направленность. Я не хотел поглощать его. Но я не цепной пес, чтобы натравливать меня на всякого неугодного конкурента. Я дрессуре не поддаюсь, сам хороший кукловод. Нельзя дать мне что-то, а потом вдруг отобрать, потому что передумал, я своего не отдаю никогда. Считаешь, нужно было вывалить все это на тебя и уехать, оставив переваривать в одиночестве? Или нет, не так. Вывалить все тебе на голову и сказать: «Любимая, а поехали со мной». Ерунда, не правда ли. А по ходу разберемся, кто кого задавит, кто кому пулю в лоб быстрее пустит. Главное, у нас с тобой любовь.

Снова задавил кашель. А может быть, это Денис задавил ее своими словами. Ушам поверить не могла. Не сказанному, а тому что он вот так сходу топит ее в этом море информации, вернее, топит, как в болоте.

— Я не обвиняю во всем одного тебя. К отцу у меня тоже достаточно претензий, — жестко сказала она, стоя на своем.

— Каждому слову свое время и свое место. Иногда бывает поздно, иногда рано. Тогда я не мог тебе всего этого сказать, а сейчас ты все переваришь. Сейчас ты сможешь.

— Думаешь, я стала так всеядна?

— Совсем нет, но это должна переварить. Это внучка бабы Клавы будет сидеть и хлопать глазами, а ты знаешь такие подробности, от которых у других волосы на голове дыбом встанут. И не говори мне, что это не так.

— А я все понимаю, — вдруг громко сказала она. — Я и тогда говорила, что пойму. Только не прощу. Потому что вы в своей игре меня на кон поставили! Меня!

— Не я! Не я… Если бы я это сделал… тебе сказать? — схватил ее за плечи и, пригнувшись к уху, зашептал. Горячо зашептал, касаясь губами кожи. — Напрямую сказать — что было бы, поставь я тебя на кон? Лучше не спрашивай, родная. Лучше не спрашивай… — снова заговорил громко, — я не говорю тебе: давай начнем все с начала. Не-е-ет, сначала я не хочу, меня все устраивает в наших отношениях. Мы продолжим. Давай будем считать, что у нас была пауза.

— В два года? — горько усмехнулась Юля и вырвалась. Он не держал ее сильно, но снова преградил путь.

— В два года. Помнится мне, ты и сама к таким паузам неравнодушна. Сама как-то предлагала мне прервать отношения.

— Как ты можешь сравнивать?

— А я не сравниваю, я тебе говорю по факту. Тебе тогда нужна была такая условность — думать, считать, что мы не встречаемся.