— Вы были правы, сын мой, — сказала Екатерина Карлу. — А вы, Франсуа, ошиблись.
— В чем? — спросили обе августейшие особы.
— У короля Наваррского был не Ла Моль.
— А-а! — бледнея, произнес Франсуа.
— А кто же у него был? — спросил Карл.
— Пока неизвестно, но станет известно, как только заговорит Морвель. Итак, отложим это дело, которое не замедлит выясниться, и вернемся к Ла Молю.
— Но при чем же тогда Ла Моль, матушка, если не он был у короля Наваррского?
— Да, он не был у короля Наваррского, — отвечала Екатерина, — но он был у… королевы Наваррской.
— У королевы! — воскликнул Карл и разразился нервическим хохотом.
— У королевы! — побледнев, как мертвец, пробормотал герцог Алансонский.
— Да нет же! Нет! — возразил Карл. — Гиз говорил мне, что встретил носилки Маргариты!
— Так оно и было, — ответила Екатерина — где-то в городе у нее есть дом.
— На улице Клош-Персе! — воскликнул Карл.
— О-о! Это уж чересчур! — сказал герцог Алансонский, вонзая ногти себе в грудь. — И его рекомендовала она мне!
— Ага! Теперь я понял! — внезапно останавливаясь, сказал король. — Значит, это он защищался от нас ночью и сбросил мне на голову серебряный кувшин! Негодяй!
— Да, да! Негодяй! — повторил Франсуа.
— Вы правы, дети мои, — сказала Екатерина, не подавая виду, что ей понятно, какое чувство побуждает каждого из сыновей произнести этот приговор. — Вы правы: малейшая нескромность этого дворянина может вызвать страшный скандал и погубить честь принцессы крови! А для этого ему достаточно выпить.
— Или расхвастаться, — сказал Франсуа.
— Верно, верно, — подхватил Карл. — Но мы не можем перенести это дело в суд, если сам Анрио не согласится подать жалобу.
— Сын мой, — сказала Екатерина, кладя руку Карлу на плечо и выразительно сжимая его, чтобы обратить все внимание короля на то, что она собиралась предложить, — выслушайте хорошенько то, что я хочу вам сказать. Это преступление может повлечь за собой скандал. Но не судьи и не палачи наказывают за такого рода оскорбление величества. Будь вы простые дворяне, мне было бы нечему учить вас, — вы оба люди храбрые, но вы принцы крови, и вы не можете скрестить ваши шпаги со шпагой какого-то дворянинишки! Обдумайте способ мести, приемлемый для принцев крови.
— Смерть всем чертям! — воскликнул Карл. — Вы правы, матушка! Я что-нибудь соображу.
— Я помогу вам, брат мой! — вскричал герцог Алансонский.
— А я, — сказала Екатерина, развязывая черный шелковый поясок, который тройным кольцом обвивал ее талию и свешивался до колен двумя концами с кисточками, — я ухожу, но вместо себя я оставляю вот это. И она бросила свой поясок к ногам принцев.
— А-а! Понимаю, — воскликнул Карл.
— Так этот поясок… — заговорил герцог Алансонский, поднимая его с пола.
— …и наказание и тайна, — торжествующе сказала Екатерина. — Но не мешало бы впутать в это дело и Генриха, — прибавила она и вышла.
— Черт возьми! Нет ничего легче! — сказал герцог Алансонский. — Как только мы скажем Генриху, что жена ему изменяет… — Обратившись к королю, он спросил:
— Итак, вы согласны с мнением матушки?
— Вполне! — ответил Карл, не подозревая, что всаживает тысячу кинжалов в сердце герцога. — Это рассердит Маргариту, зато обрадует Анрио.
Он позвал офицера своей стражи и приказал сообщить Генриху, что король просит его к себе, но тотчас передумал:
— Нет, не надо, я сам пойду к нему. А ты, Алансон, предупреди Анжу и Гиза.
Выйдя из своих покоев, он пошел по маленькой винтовой лестнице, по которой поднимались на третий этаж и которая вела к покоям Генриха.
Глава 10 МСТИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЫСЛЫ
Генрих, воспользовавшись короткой передышкой, которую он получил благодаря своей выдержке на допросе, забежал к г-же де Сов. Здесь он застал Ортона, уже совсем оправившегося от своего обморока. Ортон мог рассказать только то, что какие-то люди ворвались к нему и что их командир оглушил его, ударив эфесом шпаги. Участь Ортона никого тогда не беспокоила. Екатерина, увидав его распростертым на полу, подумала, что он убит.
Но Ортон пришел в себя как раз в промежуток времени между уходом королевы-матери и появлением командира ее охраны, которому было приказано очистить комнату, и нашел убежище у г-жи де Сов.
Генрих попросил Шарлотту приютить у себя юношу до получения вестей от де Муи, который не мог не написать ему из тех мест, где он скрывался. Тогда он отправит с Ортоном свой ответ де Муи и, таким образом, сможет рассчитывать не на одного, а на двух преданных ему людей.
Этот план был принят, и Генрих вернулся к себе; рассуждая сам с собой, он принялся ходить взад и вперед по комнате, как вдруг дверь отворилась и вошел король.
— Ваше величество! — воскликнул Генрих, бросаясь к нему навстречу.
— Собственной персоной… Честное слово, Анрио, ты отличный малый, я начинаю любить тебя все больше и больше.
— Ваше величество, вы слишком добры ко мне, — ответил Генрих.
— У тебя только один недостаток, Анрио.
— Какой? — спросил Генрих. — Может быть, вы, ваше величество, имеете в виду, что я предпочитаю соколиной охоте охоту с гончими? В этом вы не раз меня упрекали.
— Нет, нет, Анрио, я говорю не об этом недостатке, а о другом.
— Если вы, ваше величество, объясните мне, в чем дело, я постараюсь исправиться, — отвечал Генрих, увидав по улыбке Карла, что он в хорошем расположении духа.
— Дело в том, что глаза у тебя хорошие, а видишь ты ими плохо.
— Может быть, государь, я, сам того не замечая, стал близорук?
— Хуже, Анрио, хуже: ты ослеп.
— Ах, вот оно что! — сказал Беарнец. — Но, быть может, это несчастье случается со мной, когда я закрываю глаза?
— Вот, вот! Именно так с тобой и случается, — сказал Карл. — Как бы то ни было, я их тебе открою.
— «И сказал Бог: да будет свет, и был свет». Вы, ваше величество, являетесь представителем Бога на земле, — следовательно, вы можете сотворить на земле то, что Бог творит на небе. Я слушаю.
— Когда вчера вечером Гиз сказал, что встретил твою жену с каким-то дамским угодником, ты не хотел верить!
— Государь, — отвечал Генрих, — как же я мог поверить, что сестра вашего величества способна поступить столь опрометчиво?
— Когда же он сказал тебе, что твоя жена отправилась на улицу Клош-Персе, ты опять не поверил!
— Но как же я мог предполагать, что принцесса крови рискнет своим добрым именем?
— Когда мы осаждали дом на улице Клош-Персе и в меня попали серебряным кувшином, Анжу облили апельсиновым компотом, а Гиза угостили кабаньим окороком, неужели ты не видел там двух женщин и двух мужчин?
— Государь, я ничего не видел. Вы, ваше величество, наверно, помните, что в это время я допрашивал привратника.
Комментариев нет