— Наверно, Алансон уже унес ее; это благоразумно, — подумала она и почти уверенная, что на этот раз план удался, спустилась к себе.
А тем временем король ехал, по дороге в Сен-Жермен, куда и прибыл через полтора часа быстрой езды; собравшиеся не стали подниматься к старому замку, мрачно и величественно возвышавшемуся на вершине холма среди разбросанных вокруг него домов. Они проехали по деревянному мосту, против дуба, который поныне зовется дубом Сюлли[74]. После этого был дан знак украшенным флагами лодкам, следовавшим за охотой, переправить на тот берег короля и его свиту и, таким образом, дать им возможность продолжать свой путь.
И в ту же минуту веселая молодежь, возбужденная разнообразными впечатлениями, двинулась во главе с королем по чудесному лугу, который спускается с лесистого Сен-Жерменского холма и который внезапно обрел вид огромного ковра, пестревшего многокрасочными фигурами и обшитого серебристой бахромой пенившейся у берега реки.
Впереди короля, ехавшего на белой лошади и державшего на кулаке своего любимого сокола, шли сокольничьи в зеленых безрукавках, в высоких сапогах и, направляя голосом шестерых грифонов, обыскивали тростники, окаймлявшие реку.
В это время прятавшееся за тучами солнце внезапно выглянуло из темного океана, в который оно погрузилось. Солнечный луч озарил золото, драгоценности, горящие глаза и превратил все это в огненный поток.
И, точно дождавшись наконец, когда великолепное солнце озарит ее гибель, из гущи тростников с жалобным протяжным криком поднялась цапля.
— Гой-гой! — крикнул Карл, сняв клобучок с сокола и выпуская его на беглянку.
— Гой-гой! — крикнул хор голосов, подбадривая сокола.
Сокол, на мгновение ослепленный светом, перевернулся в воздухе, описал круг на месте и, внезапно, заметив цаплю, быстро взмахивая крыльями, понесся за нею.
Но цапля, птица осторожная, поднялась больше, чем в ста шагах от сокольничьих, и за то время, пока король расклобучивал сокола, — а сокол успел привыкнуть к свету, — сумела выиграть расстояние или, вернее, выиграть высоту. Таким образом, когда ее враг заметил ее, она поднялась уже больше, чем на пятьсот футов и, найдя в верхних слоях воздуха течение, необходимое для ее могучих крыльев, устремилась ввысь.
— Гой-гой! Железный клюв! — подбадривая сокола, кричал Карл. — Покажи ей, какой ты породы! Гой-гой!
Словно понимая подбадривающий клич, благородная птица стрелой понеслась по диагонали к верхней точке вертикальной линии полета цапли, которая шла все выше и выше, словно хотела исчезнуть в эфире.
— Ага! Трусиха! — крикнул Карл, как будто беглянка могла понять его, и, пустив коня в галоп и держась направления охоты, поскакал с запрокинутой головой, чтобы ни на одно мгновение не потерять из виду обеих птиц. — Ага, трусиха, удираешь! Но мой Железный клюв покажет тебе, какой он породы! Погоди! Погоди! Гой-гой! Железный клюв! Гой!
В самом деле, борьба становилась интересной: обе птицы приближались одна к другой или, вернее, сокол приближался к цапле.
Теперь все дело было в том, кто из них в этой первой атаке возьмет верх.
У страха крылья оказались быстрее, чем у храбрости.
Сокол, увлекаемый полетом, пронесся под грудью цапли вместо того, чтобы взмыть над нею. Цапля воспользовалась своим положением и ударила его своим длинным клювом.
Сокол, словно получив удар кинжалом, как оглушенный, трижды перекувырнулся в воздухе, и одно мгновение можно было подумать, что он пойдет вниз. Но, подобно раненому воину, который встает с земли еще страшнее, чем был, он издал пронзительный, грозный крик и вновь устремил свой полет к цапле.
Цапля воспользовалась своим преимуществом и, изменив направление полета, повернула к лесу, пытаясь на этот раз выиграть расстояние и уйти по прямой, а не уходить в высоту.
Но сокол был птицей отличной породы и обладал глазомером кречета.
Он повторил тот же маневр, налетев на цаплю по диагонали; цапля раза три отчаянно крикнула и, как и в первый раз, попыталась подняться вертикально.
Через несколько минут этого благородного состязания обе птицы, казалось, вот-вот скроются за облаками. Цапля казалась не больше жаворонка, а сокол виднелся черной точкой и с каждым мгновением становился все незаметнее.
Ни Карл, ни двор уже не скакали вслед за птицами. Все остановились, не спуская глаз с беглянки и ее преследователя.
— Браво! Браво, Железный клюв! — вдруг крикнул Карл. — Смотрите, смотрите, господа: он взял верх! Гой-гой!
— Честное слово, не вижу ни того, ни другого, — сказал Генрих.
— Я тоже, — сказала Маргарита.
— Но если ты их не видишь, Анрио, ты еще можешь их слышать, во всяком случае — цаплю, — заметил Карл. — Слышишь? Слышишь? Она просит пощады.
В самом деле, три жалобных крика, которые могло уловить только очень опытное ухо, донеслись с неба на землю.
— Слушай! Слушай! — крикнул Карл. — Ты увидишь, что они начнут спускаться куда быстрее, чем поднимались!
В самом деле: когда король произносил эти слова, появились обе птицы.
Это были две черные точки, но по разной величине этих точек можно было легко заметить, что сокол держит верх.
— Смотрите! Смотрите! — крикнул Карл. — Железный клюв бьет ее!
В самом деле, цапля, летевшая под хищной птицей, не пыталась защищаться. Она быстро шла вниз, все время подвергаясь нападениям сокола, и только вскрикивала в ответ; вдруг она сложила крылья и камнем стала падать вниз, но то же самое сделал и ее противник, а когда беглянка захотела возобновить полет, последний удар клюва распластал ее; кувыркаясь в воздухе, она продолжала падать, и в ту минуту, когда она коснулась земли, сокол пал на нее с победным криком, покрывшим предсмертный крик побежденной.
— К соколу! К соколу! — крикнул Карл и пустил коня галопом в том направлении, куда спустились обе птицы.
Но внезапно он осадил коня, вскрикнул, выпустил поводья и одной рукой уцепился за гриву, а другой схватился за живот, словно желая вырвать внутренности.
На его крик примчались все придворные.
— Ничего, ничего, — говорил Карл с воспаленным лицом и с блуждающим взором, — мне показалось, будто мне по животу провели раскаленным железом. Едем, едем, это пустяки!
Карл снова пустил лошадь в галоп.
Герцог Алансонский побледнел.
— Что нового? — спросил Генрих Маргариту.
— Ничего, — отвечала она. — Но вы заметили, что мой брат сделался пунцовым?
— Это, однако, ему не свойственно, — заметил Генрих.
Придворные удивленно переглянулись и последовали за королем.
Собравшиеся подъехали к тому месту, где опустились птицы; сокол уже выклевывал у цапли мозг.
Подъехав к ним, Карл спрыгнул с коня, чтобы поближе увидеть конец битвы.
Но, ступив на землю, он вынужден был держаться за седло, — земля кружилась у него под ногами. Он чувствовал непреодолимое желание заснуть.
— Брат! Брат! Что с вами? — воскликнула Маргарита.
— У меня такое ощущение, какое, наверное, было у Порции, когда она проглотила горящие угли[75], — ответил Карл, — я весь горю, мне чудится, что я дышу пламенем.
Комментариев нет