— Ах, и вы так подумали? Тогда вполне возможно, что это и впрямь был Ла Моль.
— А он ничего не знает? — спросил герцог Алансонский.
— Ровно ничего, во всяком случае, ничего важного, — ответил Генрих.
— Брат мой, — сказал герцог, — теперь я уверен, что это был он.
— Черт возьми! — сказал Генрих. — Если так, то это очень огорчит королеву: она принимает в нем большое участие.
— Вы говорите, участие? — переспросил озадаченный герцог.
— Конечно. Разве вы забыли, Франсуа, что вам рекомендовала его ваша сестра?
— Верно, — глухим голосом ответил герцог. — Потому мне и хотелось быть ему полезным, а доказательством служит то, что я, опасаясь, как бы его вишневый плащ не навлек на него подозрений, поднялся к нему и унес плащ к себе.
— Что ж, это очень умно, — заявил Генрих. — Теперь я мог бы не только побиться об заклад, но даже поклясться, что это был Ла Моль.
— Даже на суде? — спросил Франсуа.
— Ну конечно, — ответил Генрих. — Наверное, он приходил ко мне с каким-нибудь поручением от Маргариты.
— Если бы я был уверен, что могу опереться на ваше свидетельство, я даже выступил бы против него как обвинитель, — сказал герцог Алансонский.
— Если вы, брат мой, выступите с обвинением, то вы понимаете, что я не стану вас опровергать.
— А королева? — спросил герцог Алансонский.
— Ах да! Королева!
— Надо узнать, как поведет себя она.
— Это я беру на себя.
— А знаете, ей, пожалуй, выгодно будет поддержать нас. Ведь этот молодой человек приобретет теперь громкую славу храбреца, и слава эта обойдется ему очень дешево, — он купит ее в кредит. Правда, возможно и то, что она будет стоить ему вместе с процентами и всего капитала.
— Ничего не поделаешь, черт побери! — заметил Генрих. — Ничто не дается даром в этом мире.
С улыбкой помахав герцогу Алансонскому рукой, он осторожно высунул голову в коридор; убедившись, что никто их не подслушивал, он быстро проскользнул на потайную лесенку, которая вела в покои Маргариты.
Королева Наваррская была взволнована не меньше мужа. Ночная вылазка против нее и герцогини Неверской, затеянная королем, герцогом Анжуйским, герцогом де Гизом и Генрихом, которого она тоже узнала, сильно ее встревожила. Несомненно, у них не было никаких улик против нее; привратник, которого отвязали от решетки Ла Моль и Коконнас, уверял, что не промолвил ни слова. Но четыре высоких особы, которым два простых дворянина — Ла Моль и Коконнас — оказали сопротивление, свернули со своей дороги не случайно, прекрасно зная, зачем они свернули. Остаток ночи Маргарита провела у герцогини Неверской и вернулась в Лувр на рассвете. Она легла в постель, но не заснула: она вздрагивала при малейшем шуме.
В мучительной тревоге Маргарита вдруг услышала стук в потайную дверь и, узнав от Жийоны, кто пришел, велела впустить посетителя.
Генрих остановился на пороге; он нисколько не походил на оскорбленного мужа — на его тонких губах играла его обычная улыбка и ни один мускул на лице не выдавал того страшного волнения, которое он пережил несколько минут назад.
Глазами он как бы спрашивал Маргариту, не позволит ли она ему остаться с ней наедине. Маргарита поняла взгляд мужа и сделала Жийоне знак уйти.
— Я знаю, как вы привязаны к вашим друзьям, я боюсь, что принес вам неприятное известие, — заговорил Генрих.
— Какое, сударь? — спросила Маргарита.
— Один из самых милых наших людей сильно скомпрометирован.
— Кто же это?
— Милейший граф де Ла Моль.
— Граф де Ла Моль скомпрометирован! Чем же?
— Как участник событий минувшей ночи. Несмотря на умение владеть собой, Маргарита покраснела, но в конце концов пересилила себя.
— Каких событий? — спросила она.
— Как? Неужели вы не слыхали страшного шума, какой поднялся в Лувре ночью? — спросил Генрих.
— Нет.
— С чем вас и поздравляю, — с очаровательным простодушием сказал Генрих, — это говорит о том, как крепко вы спите.
— А что же здесь произошло?
— А то, что наша добрая матушка приказала Морвелю и шести стражникам арестовать меня.
— Вас? Вас?!
— Да, меня.
— Но на каком же основании?
— Кто может знать основания, которыми руководствуется столь глубокий ум, как ум вашей матушки? Я их уважаю, но не знаю.
— Так вы не ночевали дома?
— Нет, но, по правде говоря, случайно. Вы угадали, я не был дома. Вечером король пригласил меня пойти с ним в город, но пока меня не было дома, там был другой человек.
— Кто же этот человек?
— По-видимому, граф де Ла Моль.
— Граф де Ла Моль? — с изумлением переспросила Маргарита.
— Черт возьми! Экий молодец этот малыш-провансалец! — продолжал Генрих. — Представьте себе, он ранил Морвеля и убил двух стражников!
— Ранил Морвеля и убил двух стражников? Быть не может!
— Как? Вы сомневаетесь в его храбрости?
— Нет, я только говорю, что де Ла Моль не мог быть у вас.
— Почему же он не мог быть у меня?
— Да потому, что… потому что… он был в другом месте, — смущенно ответила Маргарита.
— А-а! Если он может доказать свое алиби — тогда дело другое, — сказал Генрих. — Он просто скажет, где он был, и вопрос будет исчерпан.
— Где он был? — в смятении повторила Маргарита.
— Ну да!.. Сегодня его арестуют и допросят. К сожалению, против него есть улики…
— Улики! Какие же?
— Человек, оказавший такое отчаянное сопротивление, был в вишневом плаще.
— Да, такого плаща нет ни у кого, кроме Ла Моля… хотя я знаю и другого человека…
— Конечно, знаете, я тоже… Но вот что получится: если у меня в спальне был не Ла Моль, значит, это был другой человек в таком же вишневом плаще. А ведь вы знаете, кто это?
— Боже мой!
— Вот где наш подводный камень! Вы его видите так же хорошо, как я, — доказательством тому ваше волнение. А потому потолкуем теперь так, как говорят люди о самой желанной в мире вещи — о престоле… и… о самом драгоценном благе — о своей жизни… Если арестуют де Муи — мы погибли!
— Я понимаю.
— А де Ла Моль никого не скомпрометирует, если только вы не считаете его способным сочинить какую-нибудь сказку. Ну, положим, он скажет, что был где-то с дамами… почем я знаю?
— Если вы опасаетесь только этого, — отвечала Маргарита, — то можете быть спокойны… он ничего не скажет.
— Вот как! — сказал Генрих. — Ничего не скажет, даже если ему придется заплатить за молчание смертью?
— Не скажет.
— Вы уверены?
— Ручаюсь.
— Значит, все складывается к лучшему, — вставая, сказал Генрих.
— Вы уходите? — с волнением спросила Маргарита.
— Ну конечно! Я сказал все, что хотел.
— А вы идете…
— Постарайтесь избавить всех нас от беды, в которую нас втянул этот сорванец в вишневом плаще.
Комментариев нет