Дикая роза

– Я побывал в Кентербери, – сказал он, чтобы нарушить молчание.

– Я знаю. Вы говорили, что поедете.

– Разве? Ну так. Нога, надеюсь, получше?

– Нет, Феликс, очень скверно.

Она редко называла его по имени. Как всегда в таких случаях, растерявшись, он поднял голову, встретил все тот же взгляд и отвел глаза. Конечно, в лице у неё много общего с Энн – бледность, тонкая линия носа и губ, налет чуть ущербного аристократизма. Только у Энн выражение было всегда озабоченно‑рассеянное, Феликс видел за ним её постоянную тревогу о других. А лицо Миранды, так часто выражавшее торжествующую насмешку, и сейчас, в покое, некую упрямую агрессивность, скорее, вызывало в памяти наглость её отца; и Феликс, на мгновение ощутив дух Рэндла, витающий поблизости, чуть не отшатнулся от нее.

Устыдившись своих мыслей, он сказал бодрым тоном:

– Давай‑ка спасать твоих кукол, а то ты их совсем раздавишь. – Он протянул руку и попытался вытащить кукол из их неудобного убежища.

– Не надо! – сказала Миранда. Оттолкнув его руку, она стала сама вытаскивать кукол. Каждую она сердито встряхивала, точно хотела наказать.

Какой я нескладный с детьми, печально подумал Феликс. Наверно, я её только злю, да и сам ничего не выигрываю. Он нащупал куклу в кармане. Было как‑то боязно её подарить.

Миранда сидела, апатично уставившись на своих кукол.

Феликс сказал:

– Я сегодня вечером буду в Грэйхеллоке. Привезти тебе что‑нибудь? Еще парочку этих… маленьких принцев?

– Нет, не нужно, спасибо. – И добавила яростно, не отрывая взгляда от кукол: – Хоть бы он провалился, этот чертов Грэйхеллок.

– Что это ты, – сказал Феликс, удивленный, немного шокированный этим взрывом. – Чем тебе не угодил бедный Грэйхеллок?

– Там никогда ничего не случается.

В свете недавних событий суждение это показалось Феликсу странным.

– А я думал, где ты, там всегда что‑нибудь случается. – В этом смысле ты вся в отца, закончил он про себя. Не завидую я тем молодым людям, которые в тебя влюбятся. И тем, которых ты сама полюбишь.

Она только покачала головой и стала рассаживать кукол на пледе, оправляя им юбки.

– И что на тебя нашло, когда ты спрыгнула с дерева? – спросил Феликс. Он вдруг ощутил злость на эту неласковую девчонку и смутное желание отшлепать её. Ему не понравилось то, что она сказала о своем доме.

Миранда посмотрела на него, и в лице её он увидел некую перетасовку душевных элементов – словно перемена декораций за прозрачным занавесом. Она насторожилась, выглядела собраннее, старше.

Помолчав, она сказала:

– Мне в ту минуту было совершенно все равно, жить или умереть. Это вас удивляет?

Ее снисходительно‑вежливый тон ещё больше разозлил Феликса.

– Не особенно, – ответил он. – Такие ощущения вообще свойственны юности. Только едва ли тебе было совсем все равно. – И подумал: а между прочим, она все‑таки рисковала жизнью.

– Это было очень нехорошо? – спросила она как маленькая, точно напрашиваясь на выговор.

– По‑моему, да. Ты могла серьезно покалечить себя или кого‑нибудь другого. И маму свою напугала до полусмерти.

– Да, я поступила очень дурно, – сказала Миранда с удовлетворением. – Как, по‑вашему, правда, моя мама прелестная?

Феликс с трудом подавил желание дать ей шлепка.

– Да, – сказал он, – очаровательная. – И чтобы пресечь дальнейшие невыносимые высказывания, продолжал: – И откуда у тебя такое безразличие к жизни? Во многих отношениях тебе живется совсем неплохо. – Глупею я от злости, подумал он. Какой девочке может житься неплохо, если она дочь Рэндла.

Миранда посмотрела на него. Ее большие карие глаза поблескивали, ожившее лицо играло. Потом она отвернулась.

– Иногда мне кажется, что жить дальше нет смысла. Ведь все равно мы все скоро взлетим в воздух. Уж лучше умереть молодой, по своей воле, чем потом медленно умирать от лучевой болезни.

Тон был все ещё снисходительный, но слова её потрясли Феликса. Он в самом деле держался с ней глупо. Только бы она этого не заметила.

– Я считаю, – сказал он, – что жизнь нужно воспринимать как работу. Вот как в армии. Ступай, куда пошлют, делай, что приказано.

– Но вы‑то так не делаете. – Теперь в её взгляде была озорная насмешка. – Вы‑то можете выбирать себе работу, можете и в Индию поехать, и остаться в Англии.

Хитра девчонка, и все‑то ей известно!

– Да, – сказал Феликс, – на этот раз мне повезло. Обычно так не бывает.

– А я хочу, чтобы мне везло всегда.

– Ты ещё мала, – сказал он, немного утомленный этим спором. – Самое важное в жизни – это другие люди, уже по одному этому нельзя уходить из жизни, когда заблагорассудится. «Мы члены друг другу», как говорится в богослужении. Но может быть, ребенку этого не понять.

– А я разве ребенок? – спросила Миранда, сгребая кукол в охапку и не отпуская его взгляда. В глазах её был упрямый вызов.

Феликс опешил:

– О черт, ну конечно, ребенок!

Оба рассмеялись.

– И кстати, – сказал он не совсем уверенно, – у меня есть для тебя подарок.

Он вытащил куклу из кармана и поставил на диван, прислонив к колену Миранды.

Этого она не ожидала. Минуту она смотрела на подарок, приоткрыв рот, выронив остальных кукол. Потом перевела взгляд на Феликса, и теперь в глазах её была мрачная ярость, которую он не смог бы объяснить. Снова обратившись к кукле, она взяла её в руку, медленно потянула к себе, как будто хотела прижать к груди, потом уронила на колени. Всхлипнула, отвернулась, уткнулась лбом в спинку дивана. Еще несколько всхлипов, подрагивающие плечи. Потом она выпрямилась, вытерла глаза, в которых почти не было слез, и сказала сухо:

– Спасибо, Феликс.

Феликс с удивлением наблюдал эту забавную, явно разыгранную маленькую драму. Никогда ему не понять Миранду. Он украдкой взглянул на часы.

28

Энн медленно шла в гору по тропинке между кустами французских роз. Позади неё прямо вверх поднимался густой белый столб дыма от костра. День был тихий, без дождя, но тяжелый и пасмурный, под желтым небом. Чтобы разжечь костер, Энн взяла одно из ведер со старой бумагой, хранившейся для этой цели в сарае. В Грэйхеллоке ничего не пропадало зря, и Нэнси Боушот была строго приучена сортировать содержимое мусорных корзин. Сейчас, поднимаясь по склону, Энн заглядывала под красные колючие гнутые стебли – не скрывается ли там Хэтфилд. Боушот доложил, что рано утром видел кота в поле, пониже питомника, где он пожирал крольчонка.

От Рэндла, конечно, не было ни звука. Какая‑то знакомая Клер Свон сообщила ей, что видела Рэндла в Риме – он завтракал с Линдзи в дорогом ресторане под открытым небом, – и Клер с негодующими возгласами передала эту информацию Энн, тем причинив ей жестокую боль. Логично было предположить, что, поскольку Рэндл находится в Риме с Линдзи, они будут завтракать в дорогих ресторанах под открытым небом. Но слова эти разбудили воображение Энн, и она увидела балдахин из виноградных лоз, и сияющее безоблачное небо, и любовников, склонившихся друг к другу через столик.