Милдред только глянула на неё и сказала:
– Ах, Энн, Энн, Энн!
Они помолчали, Милдред – неколебимая как скала, Энн – потупившись, методично растирая пальцами лоб и веки. Наконец Энн сказала устало:
– Пошли, Милдред, я и сама с удовольствием выпью кофе.
Милдред не сдалась. Она преградила Энн дорогу и сказала очень спокойно:
– Вы ведь знаете, что Феликс в вас безумно влюблен?
Энн молчала, и после ей казалось, что она размышляла очень долго. То, что она сейчас скажет и сделает, многое решит не столько для Милдред, сколько для неё самой. Милдред ловко подготовила свой театральный эффект, но его нужно сорвать, оставить её ни с чем. Тут не должно быть никакой драмы, никакой зацепки для фантазий. То, что Милдред пытается вызвать к жизни, нужно обессмыслить, объявить несуществующим. Нужно убить это шуткой, похлопать Милдред по плечу и увести её пить кофе. Нужно не выдать, что знаешь или интересуешься, не допустить ни смущенных взглядов, ничего. Опять сплошные «не» и «ничего».
– Да, – сказала Энн.
Последовало долгое молчание, и Энн опустила голову. Она чувствовала, что заливается краской. Голова была как тяжелый плод, который вот‑вот сорвется с ветки.
Милдред показала себя тактичной и милосердной. Это ей не стоило труда – ведь она уходила отнюдь не с пустыми руками. Она сказала:
– Ну, не буду вас мучить. Вы совсем вымотались. Кофе я не хочу, спасибо. Мне ещё нужно купить кое‑что в деревне, благо есть время. Феликс меня там заберет. А вы, как надумаете, приезжайте. В любое время, мы всегда будем рады. – Она пошла к выходу и чуть не споткнулась о кукол. – Великовата Миранда играть в куклы, вам не кажется? – Она вгляделась в пестрые фигурки. Потом начала потихоньку опрокидывать их зонтом на пол. Одна за другой они падали навзничь и смежали восковые веки.
15
– Не верится, что её здесь нет, – сказал Рэндл.
Он стоял в гостиной у Эммы, держа Линдзи за руку. Магнитофон, запах табака, столик с сигаретами – все было как всегда, но большое кресло опустело. Эмма уехала в Грэйхеллок.
– Если хочешь убедиться, можешь обыскать квартиру, – сказала Линдзи.
– Я понимаю, что это глупо, но, кажется, я так и сделаю. – Он двинулся к двери. Потом пропустил Линдзи вперед. – Веди.
Линдзи опять взяла его за руку и вывела в прихожую. Вот кухня, её он знал, сколько раз носил туда и обратно подносы с чаем. Вот ванная, тоже, конечно, знакомая. Вот столовая, где он изредка у них обедал по торжественным дням, например в день рождения Эммы. Обычно же Эмма весь вечер работала, а на ужин съедала пару сандвичей. Потом шла комната для гостей, превращенная в чулан: у Эммы никто никогда не гостил. Потом спальня Эммы. Здесь Рэндл задержался. Это была просторная комната в итальянском духе, чем‑то напоминавшая полотна Карпаччо, какая‑то затаившаяся и значительная. Казалось, за окном должен быть светлый пейзаж с колокольней вдали, а не железная ограда, видная сквозь тюлевую занавеску. Рэндл был здесь впервые. Сладкий запах сухой травы словно исходил от старых бархатных драпри и от широкой кровати под красным с бахромой покрывалом до полу.
– Может, заглянешь под кровать? – шаловливо предложила Линдзи.
Рэндл опустился на колени и приподнял покрывало. Сердце у него колотилось, точно он и в самом деле ожидал увидеть в темноте скорчившуюся фигуру Эммы. Он увидел три пары туфель и чемодан.
Едва он начал подниматься, как что‑то ударило его в плечо. Он вскрикнул, поскользнулся на каблуке и, не удержавшись, упал на спину. В следующее мгновение Линдзи лежала у него на груди.
– Это же только я! – воскликнула она.
– Как сказал айсберг «Титанику». – Тяжело дыша, он сцепил руки у неё за спиной.
– Да ты, кажется, правда испугался? Я думала, ты шутишь. Тебе, наверно, примерещилось, что это Эмма подкралась к тебе с каким‑то тупым орудием?
– Да, я боюсь. И не только Эммы. – Он провел руками от её покатых плеч вниз, по спине. Локти её упирались в пол по обе стороны его шеи, лицо нависло над ним так близко, что он видел только туманное смеющееся сияние. Чувствуя, как её платье ласково скользит по шелку белья, он наконец коснулся рукой теплого тела над чулком и тихо застонал. Ноги их под кроватью перепутались с туфлями Эммы.
– Не бойся, – шепнула она. Потом, перестав опираться на локти, тяжело навалилась на него, а руки её запорхали над головой. Что‑то мягкое и прохладное посыпалось сверху, заслонило свет – она распустила волосы.
Рэндл задохнулся под внезапной тяжестью, под этим мягким каскадом. Линдзи снова приподнялась на локте и потрясла головой, так что волосы, скрыв её лицо, упали ему на глаза. Их было очень много. Он неловко потянулся и, отведя волосы в сторону, увидел её задорную улыбку. Минуту он смотрел на нее, напрягая шею, потом быстрым движением сбросил её на пол. Оба сели, глубоко дыша и оглядывая друг друга, как кошки.
– Ну, давай закончим обыск, – сказал Рэндл отрывисто. Он встал и обдернул покрывало на кровати Эммы.
Линдзи, уже не держа его за руку, вошла с ним в последнюю комнату – свою спальню. Эта комната была поменьше и выходила в вечнозеленый садик. Здесь был узкий диван у окна, стол светлого дуба и длинная полка с книгами в бумажных обложках. Немногочисленные безделушки он подарил ей сам. Он узнал их – пресс‑папье в виде руки, серебряное зеркальце, итальянская шкатулка, расчерченная ромбами, фарфоровая собачка. Словно она не умела сама для себя что‑нибудь выбрать. Типичная комната прислуги – бедная, невзрачная и трогательная.
Рэндл внимательно её оглядел, потом перевел взгляд на Линдзи. Ее золотые волосы в беспорядке свисали на грудь. Вся она казалась моложе, меньше, проще. Рэндл не спеша обеими руками убрал волосы с её груди и сгреб в толстый жгут на затылке. Потом одной рукой оттянул её голову назад, другую приложил ладонью к её щеке. Он с радостью заметил, что в глазах её мелькнул испуг, и сказал:
– Могу я заключить из этих банальных приемов обольщения, что ты перестроила программу, которую на днях мне излагала?
Подбородок Линдзи торчал к потолку, губы приоткрылись. Но руки болтались безвольно, как у повешенной. Она спросила:
– А если я скажу, что программа не меняется, что ты сделаешь?
– Скорее всего, изобью тебя и наверняка изнасилую, – ответил Рэндл и понемногу отпустил её волосы.
Она снова надвинула их на лоб, растирая пальцами голову. Потом спросила тонким голоском:
– Значит, придется мне изменить программу?
– О господи! – сказал Рэндл. – Пойдем в гостиную, я хочу выпить.
Комментариев нет