– Была, – сказала Энн. – Был замечательный кот, большой, серый, по имени Хэтфилд. Он был любимец Фанни. Но когда Фанни умерла, он убежал. Я раза два видела его издали, а к дому он не подходит, совсем одичал.
– Вот как, – сказала Эмма и, помолчав, добавила: – Удивительно, как это животные знают…
Тема эта вызвала некоторую неловкость. Чтобы рассеять её, Энн сказала:
– В ваших книгах так часто фигурируют кошки. Вы их любите?
– Обожаю. Но у себя дома держать не могла бы. Пришлось бы все время оставлять открытыми двери и окна, а я ведь такая malade imaginaire.
– Я с истинным удовольствием читаю ваши книги, – сказала Энн. – Надеюсь, следующая скоро выйдет?
– Рада, что они вас занимают, но это, разумеется, чепуха, пошлятина. Жаль мне, что я не написала ни одной настоящей книги.
– Наверно, это ещё впереди, то есть… Но то, что вы пишете, мне, право же, нравится.
– Теперь уже не успею, – произнесла Эмма сурово.
Дверь отворилась, и вбежала Миранда в красно‑белом полосатом платье, нагруженная розами. Пенн маячил на пороге, не зная, войти ему тоже или нет. Миранда, легко придерживая двумя руками большущий растрепанный букет, подошла к Эмме, сделала реверанс и высыпала цветы ей на колени. И тут же, не дожидаясь благодарности, убежала, по дороге ухватив Пенна за локоть и увлекая его за собой.
– Забавная девочка, – сказала Эмма. – Ей даже, кажется, не чужда ирония.
– Да, она умненькая. Пожалуй, умнее, чем бедняжка Пенни.
– Он в неё не влюблен?
– Как вы сразу заметили! Да, боюсь, что есть грех. Но она ещё мала, чтобы принимать такие вещи всерьез, она его просто дразнит.
– Едва ли она так уж мала. Я бы сказала, что эта девица на все способна. Хотя юный Пенн, думается, герой не её романа.
Она стала разглядывать розы, одну за другой. Шипы цеплялись за её платье.
– Ну‑ка, расскажите, как они называются.
Энн перечислила: Агата Инкарната, Дюк де Гиш, Фламандская Триколор, Санси де Парабер, Лориоль де Берни, Бель де Креси, Вьерж де Клери, Роза Мунди.
– Какие полоски, прелесть! Точь‑в‑точь как у Миранды на платье. И какие названия! Надо, надо мне написать роман с убийством в розарии. Вот видите, какой ужас. Стоит мне увидеть что‑нибудь красивое, я только о том и могу подумать, чтобы использовать это как повод для насильственной смерти!
Зазвонил телефон.
– Старые сорта красивее, – сказала Энн. – Но питомник, конечно, держится главным образом на чайно‑гибридных. Простите, я только подойду к телефону.
Она прошла в столовую и сняла трубку.
– Алло. Недерден 28.
Секунды через две женский голос сказал деловито и четко:
– Будьте добры, нельзя ли попросить на минутку мисс Эмму Сэндс, если она у вас?
Энн встревожилась и тут же, сама не зная почему, рассердилась. Она быстро ответила:
– Да, сейчас попрошу, – и положила трубку на буфет, чувствуя, что краснеет от гнева и страха. Наверно, это Линдзи Риммер. И опять, как в ту минуту, когда она узнала о приезде Эммы, её охватило ощущение, что против неё строят козни. В следующую секунду она подумала: а Рэндл сейчас с ней? И чуть не заплакала.
Она вернулась в гостиную, где Эмма все ещё разглядывала розы.
– Вас просят к телефону.
Эмма как будто удивилась и стала подниматься. Энн помогла ей, поддержала её под локоть. Розы цеплялись за её платье, Энн стала снимать их и укололась. Эмма медленно двинулась следом за ней в столовую.
– Вот телефон. – Энн вышла и закрыла дверь. Она хотела вернуться в гостиную, но словно приросла к полу. Сквозь дверь было слышно все, что говорит Эмма.
– Так я и думала. Больше мне сюда звонить некому. Ну, как у тебя дела?
Пауза.
– Так. И из‑за этого нужно было мне звонить?
Пауза.
– Отлично, спасибо. Хью замечательно водит машину.
Пауза.
– Более или менее. Не уверена.
Пауза.
– Понятно. Думаю, часов в восемь. Сандвичи и молоко ты мне приготовишь?
Пауза.
– Благословляю, дитя мое. До свидания.
Энн стояла, слушала и смотрела как завороженная на капельку крови, выступившую на пальце. Услышав, что Эмма кладет трубку, она поспешно отступила к дверям гостиной и оттуда пошла обратно навстречу своей гостье. Они вместе вернулись в гостиную.
Эмма опять уселась в кресло. Энн сгребла упавшие розы и бросила на стол. Несколько лепестков слетело на пол. Она со стуком составила чашки на поднос. Молчание длилось, что‑то новое теперь витало между ними, и Энн думала: если она упомянет о Рэндле, я разревусь. Возможность такого унижения разозлила её до того, что слезы подступили совсем близко. Она сказала:
– Пойду готовить завтрак. А вас я возвращаю Хью.
– Хью подождет. Никуда он не денется. И завтрак может подождать. Не уходите. – Она взглянула на Энн вопросительно, умоляюще. Она словно пыталась облечь в слова какую‑то важную просьбу.
– Чего вы хотите? – спросила Энн. Она стояла перед Эммой, уперев одну руку в бедро, и смотрела на неё неприязненно и властно.
Вопрос её хоть кого мог смутить своей неопределенностью.
– Чего я хочу? – повторила Эмма. – Да многого. Например, понять вас. И вы должны меня простить – вы уже совсем было меня простили – за то, что я приехала. Когда‑то я в самом деле очень, очень любила вашего чудака свекра.
Энн недоумевала, что можно на это ответить, но тут внимание её отвлеклось. Случайно повернув голову к окну, она увидела, что в ворота только что въехал темно‑синий «мерседес».
Все испарилось, кроме ощущения, что Феликс близко. Никто, кроме него, не водит эту машину. Теперь её щеки залил совсем другой румянец. Она подошла к окну.
Машина остановилась, чуть не доезжая дома, Пенн и Миранда уже бежали к ней взапуски, Хью тоже поспешал через лужайку встречать новых гостей. Появилась Милдред Финч, за ней Хамфри и Феликс. Когда Энн увидела рядом с машиной высокую фигуру Феликса, сердце её перевернулось и упало, как подстреленная птица. Ее злосчастное «да» сделало свое дело.
– Что там такое? – спросила Эмма.
– Это Милдред Финч, – сказала Энн. – Приехала к нам со своим братом.
– Феликс Мичем! – сказала Эмма. – Да я в него тоже была когда‑то влюблена.
– Вы? В Феликса? – Энн повернулась к ней, пораженная. – Вы тоже? – Она слишком поздно поняла свою ошибку и смысл, содержавший в её словах.
Эмма рассмеялась.
– Да, дня четыре, не больше. Вы знаете, это возможно – быть влюбленной четыре дня. Давно это было, я как‑то гостила у них, он тогда был мальчиком, чуть постарше Пенни. Мне в ту пору было очень тяжело из‑за одного… в общем, из‑за Хью. И Феликс меня утешал. Понимаете, сам того не ведая. Он просто был, и это меня утешало. Он был прелестный мальчик.
Комментариев нет