– Сочувствую, – сказала Милдред, не дождавшись продолжения. – Такой был гром, просто ужас.
– Не гром. Простите меня. Я, пожалуй, напрасно вас позвал. Я сегодня какой‑то слабый, глупый, сам не свой.
Он сказал это так проникновенно, что Милдред встревожилась и в то же время ощутила сладкую дрожь оттого, что в таком состоянии он обратился к ней. Она почувствовала, что надо быть начеку. Отставила стакан.
– Что случилось, Хью?
Хью ещё прошелся молча, повесив голову, потом сказал:
– Я должен с кем‑то поделиться. Совета я у вас не прошу. Или прошу? Нет, не думаю. Просто хочу поделиться.
– Ну что ж, делитесь, – сказала Милдред и вся насторожилась.
– Речь идет о Рэндле.
– А‑а. – У Милдред немного отлегло от сердца. И вдруг, словно свежим воздухом пахнуло, впереди открылись туманные зеленые дали. Неужели Рэндл все‑таки убрался с дороги?
– Рэндл обратился ко мне… с чрезвычайно… удивительным предложением.
– Каким? – Милдред приободрилась, навострила уши.
– Сейчас, подождите, – сказал Хью. Он глянул в окно, на рваный мелкий дождь, и зашагал обратно. – Пожалуй, мне лучше немного ввести вас в курс дела.
– Пожалуй.
– Не знаю, знаете вы или нет, что у Рэндла роман с одной особой по имени Линдзи Риммер, которая состоит в компаньонках у Эммы Сэндс. Может быть, это уже всем известно?
– Всем не всем, но я об этом знаю. Дальше?
– Ну, коротко говоря, Рэндл вбил себе в голову, что хочет бросить жену и уйти к этой Линдзи.
Милдред легонько перевела дух.
– А я думала, что он уже бросил жену. – Никаких недоговоренностей – для доклада Феликсу ей нужны самые точные сведения.
– Да нет, – сказал Хью. – По‑моему, он сейчас и сам не знает, бросил он её или нет. Скорее, он считает, что официально её не бросил.
– А она?
– Она… она верная жена. – Потом добавил: – Она уважает условности. – И, как бы поправляя себя, добавил еще: – Она хороший человек.
Казалось, он готов был ещё и ещё уточнять свою мысль, но Милдред перебила его:
– Вы хотите сказать, что она не порвет с Рэндлом, как бы скотски он себя ни вел.
Хью поморщился – то ли на резкое слово, то ли на прямоту Милдред.
– Нет, она с ним не порвет. Никогда.
– Значит, если он не уйдет открыто, она будет считать, что он не ушел?
– Да, выходит так.
Чтобы не показать, как её интересует Энн, Милдред спросила:
– Ну а Рэндл? Ведь это самое главное. Останется он или уйдет?
Хью все шагал, не отрывая глаз от ковра, и темная бахрома волос падала ему на виски. Вдруг он глянул Милдред в лицо и сказал:
– Чтобы уйти… ему нужно… очень много денег.
– Денег, – повторила Милдред. У неё мелькнула шалая мысль – неужели Хью хочет просить у неё финансовой помощи? – Но у него нет денег?
– Нет.
– Ни гроша, наверно, нет. Разве что для питомника. А так – ни гроша. Ну а Рэндлу, конечно, требуется показать себя в полном блеске.
Хью зорко взглянул на нее.
Надо придержать язык. Нельзя допустить, чтобы он заподозрил насмешку. И она проворковала:
– Ну, дальше, дальше, Хью, продолжайте.
– Он уйдет, только если добудет деньги, не иначе.
– Но как он их добудет? Откуда?
Хью повернулся и посмотрел на Тинторетто. Сперва Милдред думала, что он сейчас что‑то скажет. Потом поняла, что он уже все сказал, и воскликнула негодующе:
– Нет, нет! Ни за что!
– Так и я ему ответил, – сказал Хью тихим, усталым голосом и сел на диван лицом к Милдред.
– Это было бы непростительно, – сказала Милдред. Возмущенная до глубины души, она говорила, не думая. – Нет, Хью, нет.
Наступило молчание, и Милдред, только теперь кое‑что сообразив, мысленно ахнула.
– Да, это непросто, – сказал Хью все так же тихо. И добавил: – Выпью‑ка и я глоточек.
Какое уж тут просто! Не получит денег – не уйдет. А не уйдет – не видать Феликсу Энн.
Милдред взяла себя в руки. Решение быть объективной причиняло ей физическую боль, но она сказала твердо:
– Хью, вы рассудите здраво. Продать вашего обожаемого Тинторетто ради того, чтобы Рэндл мог порезвиться с женщиной, которая через полгода, скорее всего, ему надоест? Это смешно. И это было бы в корне неправильно. Скажите Рэндлу, пусть возьмется за ум. Если он хочет уйти от Энн, пусть получит половину того, что стоит питомник, и начинает сначала. А эта Риммер, что же, не умеет работать? Вам почему‑то кажется, что они не простые смертные. Такое отношение может им только повредить.
– Обо всем этом я уже думал, – сказал Хью. – Я думал об Энн. Думал о Саре. Думал о том, что, уж если продам картину, деньги нужно отдать в фонд по мощи голодающим. Все передумал.
– А если так, почему же вы ещё сомневаетесь?
– Непросто это, – повторил он и подлил себе виски. – У Рэндла это очень серьезно. Он действительно любит – так, как любят только раз или два в жизни. И у такого человека, как он, именно в его возрасте любовь прочнее. – Он вздохнул. – Мне кажется, это надолго. Она, кстати сказать, очень хороша.
– Хью, не будьте фривольны.
– А без денег он не уйдет.
– Ну и пусть не уходит! – вскричала Милдред, теряя терпение. Ей было обидно за Феликса, но никаких неясностей она тут не усматривала.
– Но понимаете… – сказал Хью и умолк, словно не зная, стоит ли продолжать. – Есть ещё одна сторона вопроса.
Милдред, точно выключатель щелкнул у неё в мозгу, сразу увидела эту другую сторону, и если при виде первой картины она ахнула, то от этого видения у неё и вовсе захватило дух. Не дав ей собраться с мыслями, Хью опять заговорил:
– Как ни пробуй это выразить, все покажется чудовищным. Разумеется, это и в самом деле чудовищно, не вмещается ни в какое серьезное намерение. Это кошмар, кошмар наяву, который преследовал меня всю ночь. И когда я вам звонил, мне нужно было сознаться в этом кому‑то, сознаться вам. Просто чтобы от этого избавиться. Да, избавиться. Когда я вам скажу, вы решите, что я сошел с ума. Все, что вы сейчас говорили, совершенно верно. И, конечно, картину я продать не могу. – Он замолчал, словно уже высказался до конца.
– Но вы мне не сказали, – напомнила Милдред, видя, что он молчит. – Эта… другая сторона. Она касается Эммы?
– Милдред… – начал Хью. Потом судорожно прикрыл лицо руками, растопырив пальцы на лысом лбу и заглушая ладонью не то вздох, не то стон.
– Вот, значит, до чего дошло, да?
– Вы такая чуткая, такая отзывчивая, – сказал Хью, опуская руку. – Вы все понимаете с полуслова. Помните, я недавно вас спрашивал, пойти к ней или нет? Ну так вот, я послушался вашего совета, пошел. Я думал, может быть, успокоюсь. Но нет, не успокоился, куда там.
Комментариев нет