– Родная моя… – сказал Хью и закрыл лицо руками.
– Ну‑ну, давайте без эмоций. Вы меня размягчаете, а мне это вредно. Это я тоже вменяю вам в вину. В общем, я составила завещание, так что, если я скоро умру, все достанется Пенну. Вот разве что я ужасно полюблю Джослин, тогда немножко оставлю и ей. Но там много, обоим хватит. Бедная Линдзи!
– Эмма, родная моя… – Хью держал её руку, которую она дала ему охотно, как бы с облегчением. – Милая… – Ему было больно и страшно. – Линдзи не знала?
– Конечно, нет. Я хотела, чтобы меня ещё немножко любили за меня самое, а не за мои прелестные деньги.
– Значит, все пошло бы ей?
– Все пошло бы ей. Если бы она осталась. Тогда она была бы свободна и ей не понадобился бы Рэндл. Я бы дала ей свободу. Это как Просперо и Ариель. Я часто об этом думала.
– Вы думаете, Рэндл ей понадобился… ради денег?
– Ну скажем, ради свободы. Я её не осуждаю.
– Но раз так… будет у них все в порядке?
– Вы ещё так романтичны, Хью! Наверно, все будет хорошо, какие бы у Линдзи ни были мотивы. Мы с вами этого никогда не узнаем. Но люди и не такое переживают и остаются целы. К тому же вполне возможно, что Линдзи ещё не завтра начнет кусать себе локти. Я, может быть, проживу ещё долго. Мне бы хотелось прожить подольше, чтобы насолить Милдред Финч. А если умру скоро, так насолю Линдзи. Так что и так и этак буду довольна.
– Не надо, Эмма, прошу вас. Почему вы хотите насолить Милдред?
– А за её бессердечное любопытство, когда я гостила у нее, после того как вы меня бросили. И еще… ну, в общем, за это.
– Я не знал, что вы тогда у неё гостили.
– Сколько же вы всего не знаете, милый! Она пригласила меня только из любопытства. После этого мы почти не виделись. Десять дней она меня допрашивала, пока я обожала Феликса. Это ей тоже не понравилось. Конечно, я ей ничего не сказала, но я прямо‑таки влюбилась в Феликса. Он, конечно, тоже ничего не подозревал, его в то время интересовали ножи, веревки и тому подобные вещи. Да, в четырнадцать лет он был обворожителен. Эта особая грация, как у фавна, она потом исчезает. У Пенна она сейчас есть. И у некоторых женщин. У Линдзи, например. Она очень похожа на мальчика. И у Джослин. Что‑то такое гибкое, разбойничье. Знаете, я, наверно, создана для того, чтобы любить четырнадцатилетних мальчиков. Звучит ужасно безнравственно, не правда ли? Но я и есть безнравственная. Потому мне и было так легко с Рэндлом и Линдзи. – Она стиснула его руку и отняла свою, успокоенная, улыбающаяся.
– И за что только вы любили меня? Я‑то никогда не был похож на фавна.
– Сама не знаю. Может быть, я тогда ещё себя не понимала. Может быть, мне Феликс открыл глаза. Но вас я любила, да, жить без вас не могла. Не повезло мне, верно?
– Эмма, – сказал Хью. – Позвольте мне о вас заботиться. Я вам не буду в тягость. Хотите свою Джослин – пожалуйста. Но прошу вас, позвольте мне как‑то взять вас на свое попечение. Я знаю, я этого не заслужил, но люблю я вас серьезно. Только мне нужен какой‑то статус, какая‑то уверенность. Так, как было эти последние недели, я больше не могу. Скажите, что в принципе вы согласны, и тогда уж мы придумаем, как быть вместе. – Он весь подался вперед и коснулся её юбки.
– Подумайте, милый, а не будет ли это нелепо – сидят двое старичков и кричат друг другу в ухо нежные слова?
– Эмма, ну давайте будем вместе, давайте наконец будем действительно вместе.
– Для действительности время прошло, – сказала она. – Лучше, чтобы вы обо мне мечтали. Зачем портить вашу мечту? Сохраните её в неприкосновенности до конца. У меня ведь ужасный характер, жить со мной или даже близко от меня нестерпимо. Бедной Линдзи от меня сильно доставалось. Я её ругательски ругала, даже била иногда. А теперь она бьет Рэндла! Налейте‑ка мне ещё чаю, если не совсем остыл.
– Я не понял. Вы хотите, чтобы я… продолжал вас любить… как сейчас? – Он все цеплялся за её платье.
– Да, если сможете. Я‑то ничего лучшего не желаю. Если уж нам нужно изобразить что‑то из прошлого, пусть это будет не тот брак, на который у вас не хватило смелости, а у меня не хватило ума. Пусть это будет какая‑то невинная любовь‑видение, рыцарская любовь, нечто, что так и не осуществилось, сплошная мечта. А Пенн будет нашим символическим сыном. И вы можете звонить мне и присылать цветы. Вот и получится, как будто мне снова семнадцать лет. Какой ещё нужно молодости, какого возврата, искупления?
– Вы меня обманули, – сказал он с мукой в голосе, – вы меня гоните.
– Хью, перестаньте верить в чудеса. Выходит, что вы недалеко ушли от Рэндла – тот, бедняга, вообразил, что может создать себе рай в восточном вкусе, стоит ему сесть в самолет и разослать несколько писем.
– Но… как вы тут одна справитесь?
– Справлюсь. И буду вполне довольна. Буду бить Джослин.
– Но хотя бы говорите со мной побольше. Мы найдем настоящие слова, вы расскажете мне о себе?
Эмма засмеялась:
– Сомневаюсь, чтобы эти рассказы подошли для ушей юной Джослин.
– Вы хотите сказать, – он наконец понял, – что не будете видеться со мной наедине?
– Джослин так или иначе будет здесь. Я буду держать её в плену, как держала Линдзи. Только ещё строже. – Она мягко высвободила юбку и обдернула её на коленях.
Хью наклонился вперед, взял её за подбородок и повернул лицом к себе. Другой рукой он ухватил её за плечо. Жест был почти грубый.
Она подождала минуту, потом стряхнула его руку.
– Вот видите, как мне нужна дуэнья!
– Значит, мне предлагается занять место Рэндла?
– Как мило вы это выразили. Вам предлагается занять место Рэндла.
Он глубоко вздохнул и поднялся:
– Не знаю, смогу ли я это выдержать.
– Если сможете, приходите. А нет так нет.
– Но вид у вас такой грустный…
– Милый друг, я грущу не о теперешнем, я грущу о тогдашнем.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
35
Ветер подхватил крышку от одного из мусорных ведер, и она, гремя, покатилась по двору. Энн бросилась её догонять. Мощеный дворик позади кухни, весь расцвеченный одуванчиками, был ещё сырой от недавно пролившегося дождя. Белье, которое Энн забыла снять, развевалось на веревке, роняя капли. Энн поймала крышку и вернулась к ящику, из которого, как обычно, набирала старой бумаги в ведро, чтобы разжечь костер. Она крепко умяла бумагу в ведре и придержала её, другой рукой выковыривая из земли два плоских камня для груза. Несколько белых обрывков уже порхало по двору вместе с редкими сухими листьями, которые деревья, отчаявшись сохранить свою летнюю пышность, отдали во власть неотвязному ветру. Небо было густо‑серое, с золотыми окошками от скрытого за тучами солнца. Где‑нибудь, наверно, есть радуга. Энн пересекла дорогу и пошла вниз по склону.
Комментариев нет