Мы замерли в неподвижности. Кто этот человек, который только что вошел к нам, и как он сумел войти?
Я оперлась на плечо Гертруды, и мы молча стояли и ждали, что будет дальше.
Вскоре в прихожей послышались шаги, они приближались к лестнице, наконец внизу показался человек; шатаясь, он добрел до лестницы, вытянул руки вперед и с глухим стоном упал на нижние ступеньки.
Мы догадались, что его не преследуют, так как ему удалось закрыть дверь, которую, на его счастье, оставил незапертой герцог Анжуйский, и, таким образом, преградить путь своим противникам, но мы подумали, что он свалился на лестницу тяжело, а может быть, даже и смертельно раненный.
Во всяком случае, нам нечего было опасаться, напротив того, у наших ног лежал человек, нуждающийся в помощи.
– Свету, – сказала я Гертруде.
Она убежала и вернулась со светильником.
Мы не обманулись: вы были в глубоком обмороке. Мы распознали в вас того отважного дворянина, который столь доблестно оборонялся, и, не колеблясь, решили оказать вам помощь.
Мы перенесли вас в мою спальню и уложили в постель.
Вы все еще не приходили в сознание; по всей видимости, нужно было немедленно показать вас хирургу. Гертруда вспомнила, что ей рассказывали о каком‑то молодом лекаре с улицы… с улицы Ботрейи, который несколько дней назад чудесным образом исцелил тяжелобольного. Она знала, где он живет, и вызвалась сходить за ним.
– Однако, – сказала я, – ведь молодой лекарь может нас выдать.
– Будьте покойны, – ответила Гертруда, – об этом я позабочусь.
Гертруда – девушка одновременно и смелая и осторожная, – продолжала Диана. – Я положилась на нее. Она взяла деньги, ключ и мой кинжал, а я осталась одна возле вас… и молилась за вас.
– Увы, – сказал Бюсси, – я и не подозревал, сударыня, что мне выпало такое счастье.
– Четверть часа спустя Гертруда вернулась. Она привела к нам молодого лекаря, который согласился на все условия и проделал путь к нашему дому с завязанными глазами.
Я удалилась в гостиную, а его ввели в мою комнату. Там ему позволили снять с глаз повязку.
– Да, – сказал Бюсси, – именно в эту минуту я пришел в себя и мои глаза остановились на вашем портрете, а потом мне показалось, что и сами вы вошли.
– Так и было, я вошла: тревога за вас возобладала над осторожностью. Я задала молодому хирургу несколько вопросов, он осмотрел рану, сказал, что отвечает за вашу жизнь, и у меня словно камень с души свалился.
– Все это сохранилось в моем сознании, – сказал Бюсси, – но лишь в виде воспоминания о каком‑то сне, который я почему‑то не позабыл, и, однако, вот здесь, – добавил он, положив руку на сердце, – что‑то говорило мне: «Это был не сон».
– Доктор перевязал вашу рану, а потом достал флакон с жидкостью красного цвета и капнул несколько капель вам в рот. По его словам, этот эликсир должен был усыпить вас и прогнать лихорадку.
Действительно, через несколько секунд после того, как он дал вам лекарство, вы снова закрыли глаза и, казалось, опять впали в тот глубокий обморок, от которого очнулись несколько минут тому назад.
Я испугалась, но доктор заверил меня, что все идет как нельзя лучше. Сон восстановит ваши силы, нужно лишь не будить вас.
Гертруда снова завязала лекарю глаза платком и отвела его на улицу Ботрейи. Вернувшись, она рассказала, что он, как ей показалось, считал шаги.
– Ей не показалось, сударыня, – подтвердил Бюсси, – он и на самом деле их сосчитал.
– Это предположение нас напугало. Молодой человек мог нас выдать. Мы решили уничтожить всякий след гостеприимства, которое мы вам оказали, но прежде всего надо было унести вас.
Я собрала все свое мужество. Было два часа утра, в это время улицы обычно пустынны. Гертруда попробовала вас поднять, с моей помощью ей это удалось, и мы отнесли вас ко рву у Тампля и положили на откос. Затем пошли обратно, до смерти перепуганные своей собственной смелостью: подумать только, мы – две слабые женщины – решились выйти из дому в такой час, когда и мужчины не выходят без сопровождения.
Бог нас хранил. Мы никого не встретили и благополучно вернулись, никому не попавшись на глаза.
Войдя в комнаты, я не вынесла тяжести всех треволнений и упала в обморок.
– Сударыня, ах, сударыня! – воскликнул Бюсси, молитвенно соединив руки. – Смогу ли я когда‑нибудь отблагодарить вас за то, что вы сделали для меня?
Наступило короткое молчание, во время которого Бюсси пожирал глазами Диану. Молодая женщина сидела, опершись локтем на стол и уронив голову на руку.
Тишину нарушил бой часов на колокольне церкви Святой Екатерины.
– Два часа! – вздрогнула Диана. – Два часа, а вы еще здесь.
– О сударыня, – взмолился Бюсси, – не отсылайте меня, пока вы не расскажете все до конца. Не гоните меня, не подсказав, чем я могу быть вам полезен. Вообразите, что господь бог ниспослал вам брата, и скажите этому брату, что он может сделать для своей сестры.
– Увы! Уже ничего, – сказала молодая женщина. – Слишком поздно.
– Что случилось на другой день? – спросил Бюсси. – Что вы делали в тот день, когда я думал только о вас, не будучи еще уверен, не мечта ли вы, порожденная бредом, не видение ли, порожденное лихорадкой?
– В тот день, – продолжала Диана, – Гертруда снова встретила Орильи. Посланец герцога вел себя настойчивее, чем когда‑либо; он не обмолвился ни словом о том, что произошло накануне, но от имени своего господина потребовал свидания.
Гертруда притворно согласилась ему помочь, но просила обождать до среды, то есть до сегодняшнего дня, сказав, что за это время сумеет меня уговорить.
Орильи пообещал, что герцог потерпит до среды. Таким образом, в нашем распоряжении было еще три дня.
Вечером вернулся господин де Монсоро.
Мы рассказали ему все, умолчав только о вас. Мы сказали, что накануне герцог открыл нашу дверь поддельным ключом, но в ту самую минуту, когда он собирался войти, на него напали пятеро дворян, среди которых были господа д’Эпернон и де Келюс. До меня донеслись эти имена, и я повторила их графу.
– Да, да, – сказал граф, – разговоры об этом я уже слышал. Значит, у него есть поддельный ключ. Я так и думал.
– Может быть, сменить замок? – спросила я.
– Он прикажет изготовить другой ключ, – ответил граф.
– Приделать к дверям засовы?
– Он приведет с собой десять человек челяди и сломает и дверь и засовы.
– Ну а то событие, которое, как вы говорили, должно было дать вам неограниченную власть над герцогом?
– Оно задерживается, и, может быть, на неопределенное время.
Комментариев нет