– Мой добрый Реми, – сказал граф, погружаясь в те туманные мечтания, при которых влюбленный воспринимает все, что совершается и говорится вокруг него, так, как в театре мы видим декорации и актеров на сцене сквозь прозрачный занавес: неясно, без отчетливых линий и ярких красок. Это чудесное состояние полусна, когда, отдаваясь всей душой нежным мыслям о предмете вашей любви, вы одновременно чувствами воспринимаете слова или жесты друга.
– Вы называете меня «добрым Реми», – сказал Одуэн, – потому что я дал вам возможность снова увидеть госпожу де Монсоро, но станете ли вы называть меня «добрым Реми», когда окажетесь разлученным с нею, а, к несчастью, этот день близок, если уже не настал.
– Что ты сказал? – вскричал, встрепенувшись, Бюсси. – Не будем с этим шутить, мэтр ле Одуэн!
– Э! Сударь, я не шучу. Разве вы не знаете, что она уезжает в Анжу и что я сам тоже обречен на страдания из‑за разлуки с мадемуазель Гертрудой? Ах!..
Бюсси не мог сдержать улыбки при виде притворного отчаяния Реми.
– Ты ее очень любишь? – спросил он.
– Еще бы… и она меня тоже… Если бы вы знали, как она меня колотит.
– И ты ей это позволяешь?
– Из‑за любви к науке; благодаря Гертруде я был вынужден изобрести превосходную мазь от синяков.
– В таком случае тебе следовало бы послать несколько баночек Шомбергу.
– Не будем больше говорить о Шомберге, пусть он сам о себе позаботится.
– Да, и вернемся к госпоже де Монсоро или, вернее, к Диане де Меридор, потому что, знаешь…
– Бог мой, конечно, знаю.
– Реми, когда мы едем?
– А! Я так и думал. Как можно позже, господин граф.
– Почему?
– Во‑первых, потому, что в Париже находится наш дорогой принц, глава анжуйцев, который прошлым вечером ввязался, как мне кажется, в такие дела, что мы ему, очевидно, понадобимся.
– Дальше?
– Дальше, потому, что господин де Монсоро, словно по какой‑то особой милости к нам небес, ни о чем не подозревает, – во всяком случае, ни в чем не подозревает вас, но может заподозрить кое‑что, если вы исчезнете из Парижа в одно время с его женой, которая ему не жена.
– Ну и что? Какое мне дело до его подозрений?
– О! Разумеется. Но мне‑то до этого есть дело, и очень большое, любезный мой господин. Я берусь штопать дыры от ударов шпаги, полученные на поединках, потому что вы превосходно фехтуете и у вас никогда не бывает серьезных ран, но я отказываюсь иметь дело с кинжальными ранами, нанесенными из засады, и в особенности когда их наносят ревнивые мужья. Эти скоты в подобных случаях бьют изо всех сил. Вспомните беднягу господина де Сен‑Мегрена, так злодейски убитого нашим другом, господином де Гизом.
– Чего же ты хочешь, мой милый, коли мне на роду написано погибнуть от руки Монсоро!
– Значит?
– Значит, он меня и убьет.
– А через неделю, через месяц или через год госпожа де Монсоро станет женой своего супруга, что приведет в бешенство вашу бедную душу, которая увидит это сверху или снизу и не сможет ничему помешать, поскольку у нее не будет тела.
– Ты прав, Реми, я хочу жить.
– В добрый час! Но жить – это еще не все, поверьте мне, надо еще следовать моим советам и быть любезным с Монсоро. Он сейчас ужасно ревнует к герцогу Анжуйскому. Тот, пока вы тряслись от лихорадки у себя в постели, прогуливался под окнами дамы, словно преуспевающий испанец, и был опознан по своему лютнисту Орильи. Оказывайте всяческие любезности милейшему супругу, который не является супругом, и даже не заикайтесь ему о его жене. Да вам это и ни к чему, вы и сами все о ней знаете. Тогда он будет рассказывать повсюду, что вы единственный дворянин, обладающий добродетелями Сципиона: стойкостью и целомудрием.
– Мне кажется, ты прав, – сказал Бюсси. – Сейчас, когда я больше не ревную к этому медведю, я его приручу. Ну и посмеемся же мы! Ах, Реми, теперь проси от меня всего, что хочешь, мне все легко – я счастлив.
В эту минуту кто‑то постучался в дверь; собеседники замолчали.
– Кто там? – спросил Бюсси.
– Монсеньор, – ответил один из его пажей, – там внизу какой‑то дворянин хочет говорить с вами.
– Говорить со мной в такую рань, кто же это?
– Высокий господин, одетый в зеленый бархат и розовые чулки, немного смешной, но вид у него человека порядочного.
– Гм, – вслух подумал Бюсси, – не Шомберг ли это?
– Он сказал: «Высокий господин».
– Верно. Тогда, может быть, – Монсоро?
– У этого вид человека порядочного.
– Ты прав, Реми, это не может быть ни тот, ни другой. Впустите его.
Через короткое время человек, о котором говорил паж, показался на пороге.
– Ах! Бог мой! – вскричал Бюсси при виде посетителя и поспешно встал, а Реми, как и подобает скромному другу, вышел в соседнюю комнату. – Господин Шико! – воскликнул Бюсси.
– Он самый, господин граф, – ответил ему гасконец.
Бюсси уставился на него с тем изумлением, которое говорит яснее всяких слов: «Сударь, зачем вы сюда пожаловали?» Поэтому Шико, несмотря на то что ему не было задано этого вопроса, ответил очень серьезным тоном:
– Сударь, я пришел, чтобы предложить вам небольшую сделку.
– Я вас слушаю, сударь, – сказал Бюсси с недоумением.
– Что вы мне обещаете, если я окажу вам важную услугу?
– Это зависит от услуги, сударь, – ответил несколько свысока Бюсси.
Гасконец прикинулся, что не замечает его пренебрежительного тона.
– Сударь, – сказал он, усевшись и скрестив свои длинные ноги, – я вижу, что вы не удостаиваете меня приглашением сесть.
Краска бросилась в лицо Бюсси.
– Это увеличивает размеры вознаграждения, которое мне будет полагаться после того, как я окажу вам упомянутую услугу.
Бюсси ничего не ответил.
– Сударь, – не смущаясь, продолжал Шико, – вы знакомы с Лигой?
– Я о ней много слышал, – ответил Бюсси, начиная проявлять к словам гасконца некоторый интерес.
– В таком случае, сударь, – сказал Шико, – вы должны знать, что это объединение честных христиан, собравшихся для того, чтобы благоговейно уничтожить своих ближних – гугенотов. Вы состоите в Лиге, сударь?.. Я – да.
– Но, сударь?..
– Скажите только «да» или «нет».
– Позвольте мне удивиться, – сказал Бюсси.
– Я имел честь спросить вас, состоите ли вы в Лиге; вы поняли меня?
– Господин Шико, – сказал Бюсси, – я не люблю вопросов, смысла которых я не понимаю, поэтому, будьте так любезны, перемените тему разговора, и ради приличия я подожду еще несколько минут, прежде чем сказать вам, что, не любя подобных вопросов, я, естественно, не люблю и людей, их задающих.
– Великолепно; приличие есть приличие, как говорит ваш дорогой господин де Монсоро, когда он в хорошем настроении.
Комментариев нет