– Бум‑бум, Мака, – пообещала я и крикнула: – Аня, тащи конфеты.
– У меня нет, – всхлипнула Анюта.
– Сейчас принесу, – подхватилась Наталья Михайловна.
Через минуту она вернулась с коробкой «Ассорти» и бутылкой «Олейны».
– Импортная дрянь эта не мылкая, – заявила соседка, – лучше намаслить.
Мы принялись щедро обмазывать Машку растительным маслом. Девочка поглощала конфеты и молчала. Заорала она только тогда, когда «спасатели» попытались вытащить ее голову.
– Ну и что делать? – вздохнула я, оглядывая гелиево‑»олейновые» лужи.
– Чего, чего, – обозлился Иван Николаевич. – МЧС вызывать.
– Не поедут они, – стонала Аня, – и денег нет.
– Ой, замолчи, – велел сосед, – без тебя тошно. Хорошо хоть девка заткнулась.
Но тут у Натальи Михайловны закончились конфеты, и Машка принялась выть, как береговая сирена. Иван Николаевич бросился к телефону, а с пятого этажа спустилась Таня Елина. Скоро вокруг несчастной Манюни столпилось почти все население подъезда. Мужчины пытались разогнуть прутья, женщины засовывали в Машкин рот конфеты, кто‑то наливал Ане валерьянку, кто‑то гладил Маньку по голове… Наконец хлопнула дверь подъезда, и на лестнице раздался веселый мужской голос.
– Где ребенок с застрявшей головой?
– Тут, – завопили все.
Присутствующие здесь же собаки залаяли, а Аня принялась истошно рыдать, громко икая.
На лестничную клетку поднялись три мужика в красивых темно‑синих комбинезонах, они несли какие‑то большие ящики.
– А ну тихо, – неожиданно гаркнул высокий плечистый блондин, самый молодой из спасателей, – всем молчать!
Люди разом заткнулись, даже пес Кулибиных, взбалмошная болонка Люся захлопнула пасть. Было что‑то такое в голосе блондина, отчего всем моментально захотелось его послушаться.
– Чего собрались? – недовольно добавил другой, темноволосый крепыш. – Ребенка, что ли, с головой застрявшей не видели?
– Никогда! – радостно выкрикнул семилетний Ванька из пятьдесят третьей квартиры. – Никогда. Интересно, как она это проделала? Башка‑то не пролезает, только что пробовал!
Аня неожиданно завыла в голос.
– Уберите психопатку, – велел блондин.
– Это мать, – сказала я.
– Тогда суньте ей в рот кляп, – посоветовал крепыш. – И чего орет, только несчастного младенца пугает!
– Заткнись, Анюта, – велел Иван Николаевич.
Привыкшая, что ее всегда успокаивают и жалеют, Аня на секунду оторопела и вполне внятно спросила:
– Это вы мне?
– Тебе, тебе, – ответил Иван Николаевич, – надоела, ей‑богу, в ушах звенит, все с твоей девкой в порядке.
В ту же секунду Машку стошнило.
– Умирает, – завопила Анька с утроенной силой. – Доченька, кровинушка, ой, погибает!!!
Спасатели приладили какие‑то штуки к прутьям и вмиг вытащили Машку. Намасленная, намыленная, перемазанная шоколадными слюнями Маня оказалась в объятиях матери. Но Аня не успокаивалась.
– Сейчас умрет!
Третий спасатель, оказавшийся врачом, приказал:
– А ну дайте сюда девочку! Сколько конфет она съела?
Соседи принялись считать. Получилось, что плененная Машка слопала почти полную коробку «Ассорти», принесенную Натальей Михайловной, грамм двести ирисок, несколько мармеладок и большую шоколадку «Аленка». Кроме того, на ступеньках валялась упаковка от леденцов, но сколько из нее попало в Машку, неизвестно.
– И что вы хотите? – спросил доктор. – Безумные люди! Разве можно ребенку столько сладкого? Вот организм и защищается. Слава богу, что тошнит, я бы промывание желудка сделал!
Спасатели начали складывать инструменты. Аня принялась зазывать их пить чай. Мужчины отказались, но приняли в дар домашние пирожки с капустой. К слову сказать, припадочная Анька великолепно печет.
– Тетя Ложка, – подергала меня за брючину Сашенька Ломакина из пятидесятой квартиры, – тетя Ложка, гляньте…
– Я Вилка, – машинально ответил мой язык.
Глаза проследили за исцарапанной детской ручонкой, и я заорала почище Аньки:
– МЧС, стой, не уходите, назад!
Спасатели вернулись в два прыжка. Крепыш отрывисто спросил:
– Что?
Не в силах ответить, я указала рукой на лестницу. На один пролет выше, около окна, тихо‑тихо стоял Ванька. Голова его торчала между прутьями.
– Так, – протянул блондин, – пробовал, пробовал и добился своего.
– Угу, – шепнул Ваняшка, – поднажал чуток, она и пролезла.
– Славно получилось, – одобрил врач, – ловко вышло.
– Немедленно все по квартирам! – гаркнул блондин. – Забрали собак, детей, кошек, хомячков, попугаев, престарелых бабушек и ушли! Все! Остались только родственники этого малолетнего испытателя! Где его отец и мать?
– Мой папа был летчиком и погиб при исполнении служебного задания, – озвучил Ваняшка постулат, который его мать‑одиночка Соня вложила в голову сына, – а мама в ларьке сидит, круглосуточно.
– Ясно, – буркнул доктор.
Спасатели вновь приладили что‑то к прутьям, и Ванька оказался на свободе.
– Так мы пойдем? – вздохнул крепыш. – Граждане, никто больше попробовать не хочет? Давайте, пока мы тут стоим, не стесняйтесь. Вот вы, например! – И он ткнул в меня пальцем. Я возмущенно фыркнула и ушла доваривать спецкашу.
Утром, собираясь ехать в медицинское училище, я открыла дверцу под мойкой и обнаружила, что мусорного ведра по‑прежнему нет. Черт, совершенно забыла зайти в хозяйственный. Мы с Томочкой давно поняли: если каждая из нас начнет бегать за покупками, то никаких денег не хватит, поэтому у нас существует четкое разделение обязанностей. Томочка готовит. Она пишет список необходимых вещей, а я приношу их с ближайшей оптушки. У Томуси больное сердце, и ей нельзя таскать тяжести. Еще я убираю нашу квартиру и стираю. Правда, постельное белье мы выкручиваем вместе, моих сил не хватает на пододеяльники и простыни. Зато Томочка моет посуду и гладит. К слову сказать, мы очень довольны. Я терпеть не могу толкаться у плиты, и блюда у меня получаются только самые простые. Томуся же творит вдохновенно. Из минимума ингредиентов она извлекает максимум вкуса. У нее есть растрепанная тетрадочка, где записаны оригинальные рецепты недорогих, но невероятно привлекательных кушаний.
Томочке не лень стащить с курицы кожу, целиком, как перчатку, потом отделить мясо от костей, смешать с хлебом, луком, морковкой и набить всем этим снятую кожу. Запеченная в духовке фаршированная курочка тает во рту, но готовить ее надо два часа. Я слишком ленива для подобных действий. Мыть посуду мне тоже не нравится, а вид утюга вызывает судороги. Томуся же преспокойно разглаживает многочисленные складочки на моей кружевной блузке. Зато она отчаянно чихает, стоит только вытащить в прихожую пылесос.
– Поставь на руке крестик, на запястье, – присоветовала Тамара, – поглядишь на него и вспомнишь!
Я схватила ручку. Из гостиной раздался громкий скрип, Верочка складывала кресло.
– Послушай, – робко предложила Томуся, – может, все‑таки следует обратиться в милицию? Представляешь, как нервничают родственники? Давай хоть Юрасику расскажем.
Я отрицательно покачала головой:
– Во‑первых, Юрка умотал в командировку и вернется только через неделю, а во‑вторых… Знаешь, мне кажется, Вера из богатой семьи… Ее воспоминания о холодильнике и собаке…
– Ну и что? – удивилась Томуся.
– Если мы сами отыщем родственников Верочки, – протянула я, – они страшно обрадуются и дадут нам денег за хлопоты. Долларов триста, не меньше. Купим стиральную машину‑автомат, вчера видела «Самсунг» как раз за эту цену…
Комментариев нет