Она с обиженным видом застыла посередине комнаты. Я возликовала в душе. Слава богу, сейчас соседка оскорбится и уйдет, а мы преспокойненько уляжемся спать. Но Анна плюхнулась на диван и противно зарыдала.
– Знаешь, Нюша, – предприняла я еще одну попытку привести бабу в разум, – ты не права.
– В чем? – всхлипнула Аня.
– На булыжниках не растет ничего живого. Так что наши сердца либо сделаны из гранита, либо покрыты шерстью. Но скажи, где ты видела камни в шубах?
– Что случилось? – устало спросила Тамара. – Объясни нормально: сыпь, температура, понос…
– Машка съела стакан!
– Какой? – глупо спросила я.
– Стеклянный, откусила кусок!
Не говоря ни слова, мы с Томусей понеслись в Анькину квартиру. Какой ужас, ребенок проглотил стекло, а мы столько времени потеряли зря на дурацкие разговоры.
У Ани в комнате и на кухне царит идеальный порядок, не то что у нас. Честно говоря, я удивляюсь, когда она успевает, имея на руках невероятно шкодливую и активную Машку, мыть квартиру до блеска, печь бесконечные пирожки и наглаживать детские костюмчики. При этом учтите, что Анин муж работает сменами и его никогда не бывает дома, а добрых бабушек или тетушек у соседки нет.
Мы влетели в безукоризненно чистое помещение и уставились на сидящую в высоком стульчике Машку.
– Вика, – сказал та, тыча в меня пальцем, – Вика кака.
Не обращая внимания на Машкино хамство, я выкрикнула:
– Где стакан?
Сзади напряженно дышали Тамара, Кристя, Верочка и папенька, сжимавший в руке стамеску.
– Вот, – всхлипнула Аня, тыча пальцем в мойку.
Я поглядела в раковину. Да, дело плохо. На красной пластмассовой сеточке стоял стакан, самый простой, тонкий, с полосочками сверху. Один край отсутствовал. Я залезла к Машке в рот, но не обнаружила ничего, кроме языка, похожего на кусочек качественной «Докторской» колбасы.
– Надо вызывать врача.
Аня вновь зашлась в рыданиях, и Томуся открыла холодильник, чтобы накапать ей валокордин.
«Скорая» прибыла мгновенно, словно машина стояла во дворе и ждала именно нашего звонка. Довольно пожилая грузная женщина втащила железный ящик и профессионально вежливо, но отстраненно поинтересовалась:
– На что жалуемся?
Ей были продемонстрированы стакан и страшно веселая Машка.
– Умрет, ой, умрет! – взвизгнула Аня.
– Прекратите немедленно, – вышла из себя врачиха, поставила ящик на стол, сделала шаг назад и дико заорала.
Дело в том, что к Ане вместе с нами прибежали и животные. Дюшка просто улеглась под табуреткой, а Клеопатра, таскающая с собой повсюду в зубах сыночка, устроилась у стены. Докторица не заметила киску и случайно наступила на тоненький, как ниточка, хвост котенка. Звереныш слабо мяукнул. Клепа, в принципе миролюбивая и спокойная, разом превратилась в фурию. В ее дурной кошачьей голове возникла только одна мысль: драгоценного котенка обидели. Вмиг она ощетинилась, вздыбила шерсть на спине, зашипела, словно брошенная на раскаленную сковородку картошка, и вцепилась когтями в ногу ничего не подозревающей врачихи.
Тот, кто хоть раз имел дело с кошками, знает: в мягких лапках приятно мурлыкающих животных спрятано страшное оружие, вмиг вспарывающее кожу лучше бритвы. Кровь брызнула фонтаном, очевидно, Клеопатра попала в вену или артерию, или не знаю в какое место…
Врач посмотрела на нас мутным взглядом, судорожно взвизгнула еще раз и упала между стеной и столом. Мы забегали вокруг нее, бессмысленно хватаясь за ненужные предметы. Перепуганная насмерть Клеопатра, очевидно, не ожидавшая, что столь большой и грузный враг сдастся без боя, моментально забилась в угол. Дюшка принялась выть. Томочка пыталась остановить при помощи перекиси водорода и кухонного полотенца быстро бегущую реку крови, Аня заходилась в истерическом вопле.
– Умрет, сейчас умрет, обязательно умрет.
Кристина с круглыми от страха глазами капала в рюмку валокордин, Верочка подсовывала под голову несчастной докторицы подушку… В довершение картины Машка разинула рот и принялась орать с такой силой, что разом перекричала всех. Первым опомнился папенька.
– Слышь, девка, – велел он мне, – вызывай «Скорую».
– Так уже приехала одна, – невпопад возразила я.
– Этой «Скорой» самой помощь нужна.
Я схватилась за телефон. Минут через пятнадцать два молодых мужика в голубых халатах остановили кровотечение и привели педиатра в чувство. Захлопнув железные чемоданы, медики дружной группой двинулись к двери.
– Эй, эй, погодите, – ожила Аня, – а моя дочь, она умирает, стекло съела, огромный кусок.
Один из врачей, высокий и темноволосый, спросил:
– Съела‑то давно?
– Часа полтора прошло.
Мужик быстрым шагом подошел к Машке, сделал той «козу» и моментальным движением вытащил из пластмассового нагрудника, болтавшегося у Машки на шее, кусок стекла. Мы уставились во все глаза на находку. Машкин слюнявчик, призванный защитить детскую одежду от пятен, внизу заканчивался корытцем. Тот, кто придумал эту удобную вещичку, хотел, чтобы чистыми остались и брючки, и пол под стулом…
– Где стакан? – грозно поинтересовался медик.
– Там, – хором ответили все, указывая на раковину.
Врач вытащил пострадавшую емкость, ловко приложил недостающую часть и сообщил:
– Ровно как кусанула, никаких осколков, глядите.
Мы уставились на казавшийся совершенно целым стакан.
– И чего теперь делать? – поинтересовалась Аня.
– Купить ребенку эмалированную или пластмассовую посуду, кормить вязкой, обволакивающей пищей – кашами, киселями, – посоветовал мужик, – а перед тем как вызывать «Скорую», сначала внимательно осмотрите стул, слюнявчик, пол… А то приезжаем, вся семья, как у вас, в припадке, орут: «Гвоздь съел». Глядим, а шурупчик‑то под столом…
Он засмеялся и спросил:
– Все вместе живете? Многовато вас…
Я поглядела на Тамару с окровавленным полотенцем в руках, на Кристю с пузырьком валокордина, на Верочку, теребившую подушку… Потом мой взгляд перебрался на Аню с красными от слез глазами и весело смеющуюся Машку… Довершали картину встрепанный Ленинид со стамеской, поскуливающая Дюшка и лихорадочно блестевшая глазами Клеопатра, всем телом закрывающая котенка.
– Большая у вас семья, – вздохнул врач и исчез на лестничной клетке.
Я молча еще раз оглядела своих. Хорошо, милый доктор, что ты не был у нас в квартире, а то точно бы подумал, что попал в психиатрическую клинику. У Аньки хоть чисто, а у нас повсюду стружки, инструменты, краски, кисти и холодильник в прихожей стоит.
Кое‑как придя в себя и съев у Ани изумительно вкусные домашние эклеры, мы побрели домой. Дверь в квартиру, естественно, забыли запереть, и она стояла открытой. Я первой протиснулась в прихожую и увидела возле холодильника небольшой потрепанный чемодан. О нет, только не это! Господи, сделай так, чтобы…
– Нет, какое безобразие, – гневно сказал, выходя из большой комнаты Юрасик, – что тут у вас происходит? Пришел – квартира открыта, в прихожей «Минск», повсюду грязь? В чем дело?
– Ты откуда? – вяло поинтересовалась я, заранее зная ответ.
– Как откуда? – изумился Юра. – Из командировки вернулся, а Лелька просто с ума сошла, разоралась, развопилась: к бабе ездил! Ну да ты ее знаешь. Вот и пришел, как всегда, переночевать. Привет, Томочка, здравствуй, Кристя. О, Верочка, сколько ты картин написала, пока меня не было!
Комментариев нет