Одиссея

Жребий такой уж нам всем, безотрадно бродящим скитальцам.

75

В прежние дни я и сам меж людьми не совсем бесприютно

Жил; и богатоустроенным домом владел, и доступен

Всякому страннику был, и охотно давал неимущим;

Много имел я невольников, много всего, чем роскошно

Люди живут и за что величает их свет богачами.

80

Все уничтожил Кронион – так было ему то угодно.

Ты, безрассудная, так же (кто знает, как скоро!) утратишь

Всю красоту молодую, которою так здесь гордишься;

Станешь тогда ты противна своей госпоже; да и может

Сам Одиссей возвратиться – надежда не вовсе пропала;

85

Если же он и погиб и возврата лишен, то еще здесь

Сын Одиссев, младой Телемах, Аполлонов питомец,

Здравствует; знает он все поведенье служанок домашних,

Скрыться не может ничто от него; он из детства уж вышел”.

Так он сказал. Пенелопа, услышав разумное, слово,

90

Речь обратила свою, раздраженная, к дерзкой служанке:

“Ты, как собака, бесстыдница, злишься; меня ж не обманешь;

Знаю твое поведенье; за все головою заплатишь.

Разве не слышала ты, как сюда пригласить я велела

Этого странника, мысля, что может сказать мне какую

95

Весть о супруге моем, о котором давно так я плачу?”

Тут, обратись к Евриноме, сказала она: “Евринома,

Стул пододвинь поскорее, покрытый овчиною мягкой;

Должно, чтоб здесь иноземец покойно сидел, и свои нам

Все рассказал приключенья, и мне отвечал на вопросы”.

100

Так говорила она. Евринома немедленно гладкий

Стул принесла и покрыла его густошерстной овчиной;

Сесть приглашен был на стул Одиссей богоравный женою.

Так, обратяся к нему, начала говорить Пенелопа:

“Странник, сначала тебя я сама вопрошу, отвечай мне:

105

Кто ты, мой добрый старик? Кто отец твой? Кто мать? Где

родился?”

Так, отвечая, сказал Одиссей, в испытаниях твердый:

“О царица, повсюду и все на земле беспредельной

Люди тебя превозносят, ты славой до неба достигла;

Ты уподобиться можешь царю беспорочному; страха

110

Божия полный и многих людей повелитель могучий,

Правду творит он; в его областях изобильно родится

Рожь, и ячмень, и пшено, тяготеют плодами деревья,

Множится скот на полях и кипят многорыбием воды;

Праведно властвует он, и его благоденствуют люди.

115

Ты же, царица, меня вопрошай обо всем; не касайся

Только отчизны моей, и семьи, и семейного дома:

Горе мне душу глубоко проникнет, когда говорить здесь

Буду, о них вспоминая; страдал я немало. В чужом же

Доме, в беседе с людьми, предаваться слезам неприлично.

120

Слезы напрасны: бедам не приносят они исцеленья.

Может, притом, и на мысли прийти здесь рабыням, сама ты

Можешь подумать, что слезы от хмеля мои происходят”.

Так Одиссею, ему отвечая, сказала царица:

“Странник, мою красоту я утратила волей бессмертных

125

С самых тех пор, как пошли в кораблях чернобоких ахейцы

В Трою, и с ними пошел мой супруг, Одиссей богоравный.

Если б он жизни моей покровителем был, возвратяся

В дом, несказанно была б я тогда и славна и прекрасна;

Ныне ж в печали я вяну; враждует злой демон со мною.

130

Все, кто на разных у нас островах знамениты и сильны,

Первые люди Дулихия, Зама, лесного Закинфа,

Первые люди утесистой, солнечно‑светлой Итаки,

Нудят упорно ко браку меня и наш дом разоряют;

Мне ж не по сердцу никто: ни просящий защиты, ни странник,

135

Ниже глашатай, служитель народа; один есть желанный

Мной – Одиссей, лишь его неотступное требует сердце.

Те же твердят непрестанно о браке; прибегнуть к обману

Я попыталась однажды; и демон меня надоумил

Стан превеликий поставить в покоях моих; начала я

140

Темно‑широкую ткань и, собрав женихов, им сказала:

“Юноши, ныне мои женихи – поелику на свете

Нет Одиссея, – отложим наш брак до поры той, как будет

Кончен мой труд, чтоб начатая ткань не пропала мне даром;

Старцу Лаэрту покров гробовой приготовить хочу я

145

Прежде, чем будет он в руки навек усыпляющей смерти

Парками отдан, дабы не посмели ахейские жены

Мне попрекнуть, что богатый столь муж погребен без покрова”.

Так я сказала; они покорились мне мужеским сердцем.

Целый я день за тканьем проводила; а ночью, зажегши

150

Факел, сама все, натканное днем, распускала. Три года

Длилася хитрость удачно, и я убеждать их умела.

Но когда, обращеньем времен приведенный, четвертый

Год совершился, промчалися месяцы, дни пролетели –

Все им открыла одна из служанок, лихая собака;

155

Сами они тут застали меня за распущенной тканью:

Так и была приневолена ими я труд мой окончить.

Способа нет уж теперь избежать мне от гнусного брака;

Хитрости новой на ум не приходит: меня все родные

Нудят к замужеству; и сын огорчается, видя, как дом наш

160

Грабят; а он уж созрел и теперь за хозяйством способен

Сам наблюдать, и к нему уваженье Зевес пробуждает

В людях. Скажи ж откровенно мне, кто ты? Уж верно, не отрасль

Славного в древности дуба, не камень от груди утеса”.

Ей возражая, ответствовал так Одиссей богоравный:

165

“О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,

Вижу, что ты о породе моей неотступно желаешь

Сведать. Я все расскажу, хоть печаль и усилит рассказ мой

В сердце моем. Так бывает со всяким, кто долго в разлуке

С милой семьей, сокрушенный, как я, меж людей земнородных

170

Странствует, их посещая обители, сам бесприютный.

Но отвечать на вопросы твои я с охотою буду.

Остров есть Крит посреди виноцветного моря, прекрасный,

Тучный, отвсюду объятый водами, людьми изобильный;

Там девяносто они городов населяют великих.

175

Разные слышатся там языки: там находишь ахеян

С первоплеменной породой воинственных критян; киконы

Там обитают, дорийцы кудрявые, племя пеласгов,

В городе Кносе живущих. Едва девяти лет достигнув,

Там уж царем был Минос, собеседник Крониона мудрый,

180

Дед мой, родитель великого Девкалиона, который

Идоменея родил и меня. В корабле крутоносом

Идоменей, многославный мой брат, в отдаленную Трою

Поплыл с Атридом; мое ж знаменитое имя Аитон;

После него родился я; он старший и властью сильнейший.

185

В Крите гостил Одиссей; и он мною, как гость, одарен был.

В Крит же его занесло буреносною силою ветра:

В Трою плывя и у мыса Малеи застигнутый бурей,

В устье Амнисия ввел он свой быстрый корабль и в опасной

Пристани стал близ скалы Илифийской, богами спасенный.