Мент

А Гоша сам по себе человек достаточно уверенный, в кабинете у майора жаться не стал, сказал, что, мол, хорошо пугать, если сидишь в майорских погонах.

Кошкарев ему отвечает: «При чем тут погоны, я тебе как мужик говорю».

Гоша плечами пожал: «А если ты как мужик мне это говоришь, то я вообще таких разговоров не понимаю. Это решать не ты должен, а она. Давай у нее и спросим».

В общем, пошел разговор не формальный, но на повышенных тонах. Майор свое гнет: «Зачем нам бабу впутывать. Мы что, сами разобраться не сможем?»

Гоша отвечает: «А как нам с тобой разобраться, если я у тебя в кабинете стою и даже сесть не могу?»

Тогда майор демонстративно снимает китель, остается в одной рубашке и говорит: «Пойдем выйдем и решим вопрос по-мужски».

И вот они выходят из кабинета, идут по коридору штаба, выходят на промзону и с деловым видом куда-то маршируют, там же тысяча закоулков, всегда можно укромное место найти. Я сам видел, как они уходили. И что-то такое почувствовал, нехорошее что-то. А тут еще ко мне забегает один корешек Гошин и впрямую спрашивает: «Слушай, Сашка, а они не драться ли пошли?»

И мы понимаем, вернее не понимаем, а чувствуем, что дело-то пахнет керосином. А тогда ДПНК был такой майор Андреич, очень душевный, строгий и человечный дядька. Я к нему сразу в дежурную часть и говорю, мол, так и так, помогай. Он в ситуевину врубился, побежали мы их, голубчиков, искать. И действительно нашли в одном закутке — у майора уже пуговицы с рубашки оторваны, у Жоры губа разбита. Андреич Кошкарева хватает, мы Гошу, в душевую его волочем. Он, естественно, орет, что ему все по херу. В общем, наговорил всяких разных глупых слов. Я потом к Андреичу побежал. Поговорили мы с ним по-человечески. Короче говоря, шума решили не поднимать. И, несмотря на то, что о ситуации много кто знал, взрыва как-то не случилось. Мила, правда, уволилась через неделю, а Кошкарев с Гошей целый месяц не общался. Гошке как раз оставалось сидеть до поселка несколько месяцев, и он переживал страшно, что майор ему поднасрет. Но тот, к чести его, ничего ему не сделал. А месяца через три майора перевели начальником 12-й колонии. Гоша вышел на поселок без проблем, и месяца через четыре они с Милой зарегистрировались. Вот такие чудеса. А Кошкарев потом еще одну историю отчебучил. Ждал он как-то у себя в квартире собственную жену, а она приезжает часа в три ночи — и майор с балкона наблюдает, как мужик, который ее супругу подвозил, нежно ее целует на прощанье. Майор хватает ружье охотничье и как шарахнет по машине с двух стволов. В общем, шум-гам, милиция, уголовное дело. Отмазывались они целый месяц… И услали его начальником лагеря в далекие Ивдильские леса вместе с женой. И это все, что я тебе могу рассказать о здоровом сексе в нашей колонии, дорогой товарищ журналист. Вопросы есть?

Обнорский вздохнул, повесил голову и сказал:

— М-да, вот ругают Кресты, а там все же с этими вопросами полегче.

— Это да, — хмыкнул Сашка. — Отдельные эстеты даже через кормушку умудрялись полное удовлетворение получить.

Андрей кивнул:

— Да, Саня, я сам-то этим не пробавлялся, но психологически все же легче, когда знаешь, что ежели совсем припрет, то хоть какие-то варианты существуют.

Сашка подлил ему в стакан чаю и хмыкнул:

— А никто, мил человек, и не обещал, что будет легко…

Больше о сексуальных проблемах Обнорский и Зверев не разговаривали. Смысла не было в этих разговорах. Чего попусту душу-то травить — ситуевина от этого не переменится.

Зону можно сравнить с государством. Сравнение, безусловно, избитое. И завод можно сравнить с государством, и НИИ, и колхоз им. 25-летия Великой Октябрьской Социалистической Революции… и даже ячейку общества — семью.

Но уж зону — точно. Причем с государством полицейского, тоталитарного типа. Что может быть более полицейское, чем зона? Только тюрьма. Однако даже в тоталитарном государстве могут существовать различные кланы, оспаривающие место под солнцем. Точно так все было и в тринадцатой. Борьба шла за обладание теплыми местами. Понятно, какими?… Ну, конечно, где можно украсть. И в прямом смысле, и в переносном: в виде поблажек, хорошего отношения, перспективы перевода на поселение и так далее… На воле все это именовалось — блат. Так же, как и на воле, неформальные отношения были неистребимы.

Люди на зоне устраивались по-разному, теплых мест не хватало. Их почему-то всегда не хватает… Нарядчиков, распредов, бригадиров и завхозов не так уж много и надо. А остальные? Им нужно вставать к станкам, варить сталь, выпускать мебель. Да вот беда — мало было среди бывших ментов, прокуроров и судей людей, знающих какое-то ремесло, кроме своего собственного. Единицы! Поэтому даже непрестижная профессия токарь на зоне звучала гордо. Токарь всем нужен — и производству, и кому чего для дома, для семьи выточить.

Зверев еще застал в тринадцатой группу станочников-ветеранов. В эпоху андроповской чистки в зоне оказалось довольно много офицеров милиции с Западной Украины. Подполковники, полковники. Срока у всех были от десяти и выше… Сорокалетние и постарше мужики понимали, что сидеть долго, а подняться до самой плевой руководящей должности не дадут. Они покупали себе станок. Платили по двести пятьдесят-триста рублей (по тем временам немалые деньги!) и начинали осваивать ремесло. Вот так — был полковник, руководил горотделом, а стал токарем… к ним относились с уважением.

Но настоящая борьба шла за должности ступенькой повыше. На тринадцатой все хлебные места захватила ставропольская команда. Они держали склад ГСМ, кухню, мебельку… много чего они держали. Чужому там делать было нечего — заклюют, подставят, сожрут.

Красная зона — она и есть красная зона. Порядки здесь строгие, на нож никто никого не ставит. Даже драки бывают не часто. Поэтому боролись легальными, так сказать, методами — доносами… А собственно, что может быть более эффективным в тоталитарном государстве, чем донос? Ты, главное, дай сигнал, а уж меры будут приняты.

С появлением на зоне Александра Зверева активизировалась ленинградская группировка. История борьбы со ставропольским кланом полна интриг… мы их опускаем, читатель. Так или иначе, но питерские мало-помалу вытесняли ставропольцев. К тому моменту, когда Андрей Обнорский сгорел с левыми диванами, южане растеряли почти все! Последним их оплотом оставался склад ГСМ. О, склад ГСМ! Ежели бы мы были поэтами, то сложили бы о нем оду… мы, однако ж, прозаики. Поэтому и скажем просто: хлебное место. Склад ГСМ — это склад горюче-смазочных материалов. Фу, как банально! Так-то оно так, дорогой наш читатель, но… не совсем. Горюче-смазочные — это бензин, это моторные и трансмиссионные масла. Это керосин, ацетон, растворитель, это олифа, уайт-спирит и даже спирт!… Ну, теперь понял? Ты понял, в чем дело? То-то, брат.