— Вот-вот. У нас осталось слишком мало времени. И каждый решил взять то, что хочет.
— Ее души хватит на всех.
— По кусочку для каждого. Да она завтра и встать не сможет.
— Но ведь та магичка, Люсинда, встала. И даже на экзамен поехала. А она куда слабее Лилит.
— Вы вспомните, как она упала там, в саду, — посмотрел на них наследник.
— В тот день она устала. А сегодня девочка только развлекалась.
— Ага, наколдовав снег и поиграв с духом. Это кроме мелкого колдовства.
— Что ты хочешь этим сказать? Чтобы мы ни трогали ее? Ты этого хочешь, наследник?
— С чего ты это взял?
— С того, что мы тебя знаем столько же, сколько и себя. И мысли, как вы уже заметили, у нас сходятся.
— Сходятся? — насмешливо посмотрел на теней он.
— Неужели тебе так трудно признаться?
— Ты ведь желаешь ее чуточку больше, чем мы. И не хочешь делить девочку с нами.
— Не помню, чтобы я страдал эгоизмом. Вы бы заметили.
— Прекрати! — громко и очень уж яростно сказал один из них.
— Что? — удивился наследник.
— Прекрати морочить нам голову. — Он больно схватил его за плечи, отчего клыки сами собой вышли наружу. — Если ты так хочешь ее, женись, это будет самое простое решение. Своей нерешительностью ты же не себя мучаешь, а нас. Это мы не знаем, как вести себя с ней, мы сбиты с толка. То, что ты влюблен в нее, для нас не секрет. Как и то, что мы все влюблены. Только как нам добиваться ее взаимности, если есть ты с твоим правом. Если ты решишь, она будет твоей. А если нет, то пусть сама выбирает, с кем ей быть.
— А если я хочу, чтобы она сама выбрала?
— А если выбор будет не в твою пользу? — приподнял бровь другой.
— Пускай. Тогда я хотя бы буду знать, что она счастлива.
— Ты так уверен, что один из нас сделает ее счастливей, чем можешь ты?
— Разве счастье в титуле? Что еще может отличить меня от вас?
— Сердце. Ты не знал? Ты ведь действительно любишь ее так преданно, как не сможем мы. Может быть, именно это и имело в виду предсказание. Может, именно она тебе и нужна. Забирай ее. И больше чтобы мы не слышали от тебя таких речей. Никому не отдавай свою любовь.
— Вы ведь отдаете, — растерялся демон, следя за своими уходящими друзьями.
— Для нас это не так трагично, как было бы для тебя.
— И у нас нет твоей возможности жениться на человеческой женщине.
— И папочка не требовал нас выбрать из дочерей короля вольского. Вот тебе и решение.
— Останься здесь и подумай о своем поведении, — блеснул глазами тень.
— И не противно тебе все знать? — усмехнулся наследник.
— Не все. Это и обидно.
Он рассмеялся.
А когда друзья ушли, осторожно подошел к постели и сел на самый краешек, в ногах.
— И как меня угораздило выбрать из целого мира тебя, мой ангел?
С утра меня мучили модистки. Ну и сестры конечно.
Дался им этот бал.
Но я дала слово и почти не баловалась, пока девочки и лучшие портнихи королевства издевались надо мной.
Ну, почти…
Только превратила какую-то тесемочку в руках модистки в симпатичную змейку. Откуда же мне было знать, что она их до смерти боится. А еще обратила все пришпиленные к заготовленной ткани будущего лифа бантики в замечательных, красивейших бабочек. Этого тоже никто не оценил. Меня даже не слушали, когда я предупредила всех, насколько не люблю бантики. Затем я принялась намагничивать иголки, заставляя их склеиваться.
Но мое отнюдь ни ангельское терпение закончилось, когда пришел парикмахер с помощниками и начал напяливать мне на голову целую коллекцию париков разного цвета и степени завивки.
Если, взглянув на себя разодетую в шикарное платье из шелка и шитья, я вдруг осознала, что не так уж и плоха, как думала, то белый, словно снег парик все испортил.
— Я лучше пойду со своим вороньим гнездом, чем с этим василисковым.
А уж когда меня начали уверять, что это последний писк моды, я заметила — предсмертный, не иначе замочил ее кто за такое непотребство. А вот на уверения в том, что именно так одеваются при дворах первых государств континента и что вообще я ничего не понимаю в красоте и вкуса у меня нет, я согласилась и вспылила.
Ленты и кантики, тесемки и бантики, иголки и ножницы, расчески и шпилечки — все полетело в стороны. Я заткнула рот визжащей модистке куском ткани, связала другую, подзадорила ножницы погоняться за парикмахером, нахлобучив ему парик задом на перед.
В общем, развлекалась, хоть душу отвела. Не все же мне мучиться, стоя столбом и изображая из себя куклу.
Но потом активизировались камеристки, сестрички и Агриппа, призывающая меня к порядку, и мне ничего не оставалось делать, как бежать. Да поскорей, а то сестрички мои распрекрасные уже ленточек в руки понабрали, точно вязать бедную меня будут.
Говорю сразу, если бы не длиннющая юбка, так и норовившая с меня сползти (еще бы — на иголках да наметке держалась) и туфли на тонких каблуках, фиг бы меня кто догнал в тот раз. Да еще и угораздило меня свернуть в тот коридор, закончившийся лестницей. Туфлю там потеряла, и пришлось тратить время, чтобы снять вторую. Я бежала, напевая какую-то песенку, типа «Врагу не сдается наш вурдалак», перемежая ее с бранными словами, в основном в адрес слуг, плохо выметавших пол, отчего я уже поколола себе все ноги. Те провожали меня такими безразличными, привыкшими ко всему лицами, что даже противно становилась. Нет, теряю квалификацию.
Меня уже догоняли, когда из ближайшей двери вышли так хорошо знакомые мне фигуры. Я тут же вклинилась меж ними и спряталась, крепко вцепившись в чью-то спину.
— Не отдавайте им меня. Они меня му-учают!
Асуры от такого обалдели и стояли, раскрыв рты.
— Так, — задыхаясь от гонки, потребовала Беатриче, — хватит бегать, иди сюда, несносное создание!
Выжитые, как лимоны, нас обступили камеристки. Сами они против демонов не пойдут, боятся чертей разноцветных, а вот сестер подначат.
— Хватит прятаться, — поддержала сестру Элоиза.
— Что случилось? — ожили, наконец, асуры.
— Ничего особенного, — пожала плечами Беатриче. — Помните, эта особа обещала хорошо себя вести на балу. Вот мы ее к этому и готовим.
— Ты обещала, — напомнила Симилла.
— Мне никто не говорил, — отняла я голову от спины Бальтазара, — что придется три часа стоять на табуретке, ожидая, когда меня закончат утыкивать булавками, да еще потом пялить себе на голову это недоразумение, которое вы париком зовете. Даже, зараза, не снимается.
Комментариев нет