Рыцарь

– Ну, так далеко я еще не заглядывала, – ответила Дуглесс. – Я прочла лишь о вас и о вашем брате. Холодно глянув на нее, он уточнил:

– Следовательно, вы читаете лишь о чем-то нелестном в отношении меня?

– Но там только нелестное, – ответила Дуглесс.

– А как насчет того, что это именно я спроектировал Торнвик? – спросил он. – Ведь сама королева воздавала ему хвалы как замечательному сооружению!

– Никаких записей о том, что именно вы его спроектировали, нет. Как мне сказала библиотекарша, существует и такое мнение, но доказательств этому никаких нет.

– Ладно, пошли! – сердито сказал тогда Николас, кладя на блюдце недоеденный «скон». – Идемте, я покажу вам, что я сделал! Я продемонстрирую вам то, что осталось после меня и что является результатом огромной работы!

С этими словами он поспешил прочь из кафе – недоеденный «скон» свидетельствовал о том, сколь сильно Николас был раздражен. Выйдя на улицу, Николас зашагал большими, сердитыми шагами в сторону гостиницы, и Дуглесс с трудом поспевала за ним.

По мнению Дуглесс, гостиница была очень красивой, но Николасу все здесь представлялось чуть ли не руинами. Слева от входа в отель высились какие-то каменные стены, и она сначала решила, что это остатки ограды, но он пояснил, что это – стены второй, составляющей почти что половину, части дома, которая так никогда и не была достроена. В данное время это были просто две высокие стены, увитые диким виноградом, а подножие все заросло травой. Он рассказал ей о том, сколь красивыми стали бы эти помещения, если б только их удалось выстроить так, как он это задумывал: деревянные панели, витражи, обрамленные мраморными резными решетками камины. На одной из стен проступал чей-то каменный профиль, почти разрушенный временем и дождями, и, указывая на него, Николас сообщил:

– Это – барельеф с ликом моего брата. Мне хотелось, чтобы его вырезали прямо в стене и я бы всегда помнил о нем.

Они прошли вдоль анфилады комнат без крыш, и он все подробно разъяснял ей. Теперь Дуглесс уже начала понимать, что именно им задумывалось. Она уже почти слышала звуки лютни, доносившиеся из музыкальной гостиной.

– Ну вот, – сказал он в заключение, – а теперь все это выглядит совсем не так! Теперь это – пространство, где бродят коровы да козы, да еще… йомены.

– Да, и йоменские дочки тоже! – ехидно добавила Дуглесс, приняв, видимо, его презрительную реплику на свой счет.

Он повернулся к ней и смерил ее презрительно-холодным взглядом.

– Так вы верите тому, что эти болваны написали обо мне! – воскликнул он. – Вы, стало быть, поверили тому, что вся моя жизнь была посвящена исключительно лошадям и женщинам?!

– Но это не я, милорд, утверждаю, а книги! – ответила она в тон ему.

– Ну, ладно, – сказал он, – завтра поутру мы с вами примемся за выяснение того, о чем никакие книги не сообщают!

Утром они явились в библиотеку, когда ее только-только открыли. Потратив минут двадцать на то, чтобы растолковать Николасу, как устроена система свободного доступа к полкам, Дуглесс сняла со стеллажа, на котором стояли книги о Стэффордах, пять из них и принялась читать ему вслух. Сидя напротив нее, Николас с тоской смотрел на число страниц в книге и хмурился. Понаблюдав за ним в течение получаса и увидев, как он борется со скукой, Дуглесс сжалилась:

– Вечерами, сэр, – сказала она тихо, – я, возможно, могла бы и поучить вас читать. – Поучить меня читать? – удивленно переспросил он.

– Ну да, в Америке я преподаю в школе и достаточно опытна в обучении чтению детей. Уверена, что и вы смогли бы научиться читать!

– Да неужто? – иронически спросил он, приподнимая бровь. Больше он ничего не стал объяснять, но встал с места и, подойдя к библиотекарше, задал той несколько вопросов. Дуглесс толком не слышала, о чем именно он спрашивал. Понимающе улыбнувшись и кивнув ему, библиотекарша ушла куда-то и через минуту вернулась со стопкой книг, которые и вручила Николасу.

Николас отнес книги к их столику и приоткрыл верхнюю из них. Лицо его радостно просияло, и он сказал:

– Вот, мисс Монтгомери, почитайте-ка мне это! Разворот книги представлял собой факсимиле какого-то документа – совершенно непонятного: буквы имели странные очертания, а слова весьма причудливую орфографию. Дуглесс вопросительно посмотрела на Николаса.

– Вот это и есть печатная продукция моего времени! – сообщил он и, взяв книгу и глядя на титул, добавил:

– Это – пьеса, ее написал некий муж по фамилии Шекспир.

– А вы что, не слыхали о нем, что ли? – поинтересовалась Дуглесс. – Я-то лично полагала, что этот «муж» – из самых что ни на есть елизаветинских времен!

– Нет, я ничего о нем не знаю! – ответил Николас, садясь напротив нее и приступая к чтению. Не прошло и нескольких минут, как он целиком погрузился в книгу. Дуглесс же продолжила свое копание в исторических трудах.

Сведений о том, что случилось после кончины Николаса, оказалось крайне мало. Сообщалось, что поместья были конфискованы королевой, а поскольку ни у Кристофера, ни у Николаса детей не осталось, то со смертью старших прервалась линия наследования графского титула, да и сам род Стэффордов угас. И вновь и вновь она читала о том, каким беспутным был Николас и как он предал все семейство.

В полдень они отправились на ленч в паб. Николас уже начинал привыкать к легкости второго завтрака, но все еще высказывал недовольство.

– Что за глупые дети! – сказал он вдруг. – Если б они прислушались к советам родителей, наверняка остались бы живы! А у вас, в вашем мире, лелеют и пестуют подобных непослушных созданий!

– Какие еще дети?! – спросила она.

– Ну, эти, из пьесы. Жюльетта и… как его? – И он умолк, явно пытаясь вспомнить имя героя.

– Вы о «Ромео и Джульетте» говорите, что ли? – поинтересовалась Дуглесс. – Так вы «Ромео и Джульетту» читали?

– Именно так, – ответил он, – И более непокорных родительской воле созданий я в жизни не видывал! Эта пьеса должна послужить хорошим уроком для всех детей! Надеюсь, И теперь дети ее читают и учатся на этой истории!

– «Ромео и Джульетта» – пьеса о любви! – чуть не закричала Дуглесс. – И если бы родители героев не были столь недалекими и столь зашоренными, то…

– Недалекими?! – воскликнул он.

Ну, пошло-поехало, и во время ленча они только и делали, что продолжали спорить.

Позже, на обратном пути в библиотеку, Дуглесс спросила у Николаса, как умер его брат, Кристофер.

Останавливаясь и глядя в сторону, он ответил:

– В тот день мы должны были ехать с ним на охоту, но перед этим я, упражняясь в фехтовании, повредил руку. – Дуглесс увидела, как он морщится, потирая левое предплечье. – У меня до сих пор шрам. – Николас ненадолго замолчал, а затем вновь повернулся к ней и продолжил, но уже без каких бы то ни было признаков боли на лице, – Кристофер утонул. Из нас двоих, братьев, не один только я питал слабость к женщинам! Кит увидел, что в озере плавает красивая девушка, и приказал сопровождающим убраться и оставить его с нею наедине. Когда несколькими часами позже свита вернулась, они вытащили мертвого брата из озера.