Рыцарь

Оставшись наедине с Николасом, она заставила его опустить руку с заскорузлой повязкой в продолговатую латунную кастрюлю, наполненную чистой водой. Николас был раздет до пояса, и, хотя Дуглесс старалась изо всех сил не отвлекаться от дела, она не могла не чувствовать на себе взгляда его горящих глаз.

– Расскажи мне, пожалуйста, кем мы были когда-то друг для друга! – попросил он.

Ставя чайник с водой в камин, Дуглесс ответила:

– Ты являлся ко мне в мою эпоху. – Он приготовился слушать, но она вдруг почувствовала, что ей почему-то не хочется говорить об этом. Тот Николас, который обвинял ее в ведовстве, не имел власти над нею, но этот Николас, глядящий, на нее горящими глазами, смущал ее, заставляя даже Пальцы на ногах поджимать!

Приблизясь к нему, Дуглесс увидела, что кровавая корка немного размягчилась на повязке. Положив его руку поперек кастрюли, она достала маленькие ножницы для шитья и принялась разрезать отвердевшую повязку.

– Были ли мы любовниками тогда? – тихо спросил он. У Дуглесс даже дыхание перехватило.

– Если ты не станешь сидеть спокойно, я ничего не сумею сделать! – воскликнула она.

– А я и не двигался, – ответил он, – это ты сама! – И, задержав на ней взгляд, спросил:

– И долго мы были вместе? А сильно любили друг друга?

– Ох, Николас! – воскликнула она и почувствовала, что глаза ее вновь наполняются слезами. – Все было вовсе не так! Ты явился ко мне с некоей целью! Тебя обвинили в измене, а в моем времени ты появился потому, что нашлись бумаги леди Маргарет. И мы с тобой пытались выяснить, кто же предал тебя.

Она принялась тихонечко снимать засохшие на ране полоски материи.

– Ну и что же? Выяснили мы с тобой истину? – спросил он.

– Нет, – тихо ответила она, – не сумели! Уже позже, после того, как ты вернулся в прошлое, мне удалось установить истину, но это случилось, когда… – она поглядела ему в глаза, -…когда тебя уже казнили!

Выражение лица у Николаса постепенно менялось, исчезла маска сексуальной озабоченности. Да, отныне он уже не может не считаться с этой женщиной! Она знала и о слугах в кладовке, прятавшихся там, пока они с Арабеллой развлекались на столе! Знала все про Кита! И даже сейчас, едва подумав о том, сколь близок он был к тому, чтобы потерять Кита навеки, Николас почувствовал, как сердце молотом заколотилось в груди: ведь не окажись эта женщина там, Кит наверняка был бы мертв! И все из-за него, Николаса. Да, верно, – это его и только его вина, потому что, когда Дуглесс спросила его о потайной дверце в Беллвуде, он ведь ей солгал! Она же загодя сообщила ему, что Кит должен был показать ему эту дверцу за неделю до гибели, но он, Николас, тогда не слушал ее! Его ревность едва не стоила брату жизни!

Откинувшись на подушки, Николас спросил:

– Ну, а что еще ты знаешь?

Она уже открыла было рот, чтобы рассказать о Летиции, но подумала, что еще не время – Николас еще не полностью ей доверяет. Она же помнит, что он любил Летицию, даже стремился поскорее покинуть двадцатое столетие – и от нее, от Дуглесс, тоже уйти! – чтобы вернуться к дражайшей своей супруге! Да, потребуется время, прежде чем он станет настолько верить ей, что она сможет рассказать ему и о Летиции. Но с этим можно подождать, не то что в случае с Китом!

– Я потом скажу, сначала нужно посмотреть, что у тебя с рукой.

И она продолжала потихоньку снимать с его раны кусочки прилипшей повязки, пока наконец ее глазам не предстал очень глубокий порез на руке. Прежде ей никогда не приходилось иметь дело с кровоточащими ранами, но годы работы В начальной школе приучили ее к необходимости спокойно относиться к таким вещам, как выбитые зубы, ссадины, из которых сочится кровь, и даже переломанные конечности, и При этом, ради спокойствия ребенка, не выказывать волнения. Она понимала, что для лечения такой раны, как у Николаса, требуется помощь врача, но вместе с тем прекрасно знала и то, что она – лучшая из тех, кто здесь есть.

В спальню вернулись Гонория с горничной. Они принесли все, что просила Дуглесс, и она тотчас включила их в работу. Гонория запретила задавать Дуглесс дополнительные вопросы по поводу того, что именно та приказывает им делать. Все четверо женщин сняли верхние рукава платьев, потом закатали до локтей рукава нижних, полотняных рубах, и Дуглесс заставила их тщательно вымыть-выскоблить руки и ногти. Иголки и шелковые нитки она прокипятила.

Из болеутоляющих в сумке у нее были только таблетки «либракс», которые она принимала, когда бывала чем-то взволнована, для того чтобы успокоить боли в желудке. Хорошо бы, конечно, иметь при себе ее добрый старый «валиум», но его, к сожалению, не было! Она заставила Николаса проглотить сразу две таблетки «либракс» в качестве снотворного.

Не прошло и нескольких минут, как он погрузился в сон.

Когда все было продезинфицировано, насколько это возможно в подобных условиях, Дуглесс попросила Гонорию зашить Николасу руку. Гонория залилась краской, но Дуглесс настаивала потому, что стежки Гонории были ровными и аккуратными.

Дуглесс не очень-то знала, правильно ли она поступает, но Гонории она велела зашить рану двумя рядами стежков. Внутренний шов, вероятно, навсегда останется в руке Николаса, но, поскольку отец Дуглесс еще со времен Второй мировой войны носил в ноге стальной осколок, она полагала, что с вшитой шелковой ниткой в руке Николас вполне сможет существовать. Она пальцами стягивала края раны, пока Гонория ее зашивала.

Когда наконец рану на руке Николаса зашили, Дуглесс перевязала ее куском чистого полотна. Она сказала горничным, что перед тем, как использовать полотняную тряпку для перевязки на следующий день, они должны прокипятить ее, а дотрагиваться до нее должны чистыми, очень-очень чистыми руками. Гонория обещала приглядеть за этим.

Затем Дуглесс отпустила всех женщин и, усевшись в кресло возле камина, стала ждать. Если у Николаса начнется лихорадка, придется дать ему аспирин, потому что пенициллина и вообще никаких антибиотиков у нее нет. Впрочем, не следует волноваться, – говорила она себе, – ведь будущее Николаса ей хорошо известно. Но, с другой стороны, сегодня она уже изменила ход истории, и ежели Кит не умер, то, вполне возможно, умрет Николас! А что, если она, вернувшись к себе в двадцатый век, узнает, что Кит дожил до преклонных лет, а его младший брат скончался из-за пореза на руке?! Начиная с сегодняшнего дня движение истории – или, в данном случае, будущее – должно оказаться совсем иным!