Рыцарь

Наряды для себя она подобрала достаточно простые, но сшитые со вкусом: на ней был цветастый австрийский жакет, пестрая, лиловато-голубоватых тонов, юбка, лиловая шелковая блузка и синие мягкие кожаные сапожки. По какому-то наитию она купила также и синие лайковые перчатки и такого же цвета сумочку.

С тяжелым пакетом в руках она перешла улицу, направляясь к Николасу, и испытала удовлетворение, когда увидела, с каким выражением лица он глядит на нее.

– Ну, как?! – спросила она.

Вставая со скамьи и целуя ей руку, Николас тихо проговорил:

– Красоте нет преград во времени!

Все-таки кое-какие преимущества у этих мужчин из елизаветинской эпохи, несомненно, есть, – подумала Дуглесс.

– А что, уже пора пить чай? – осведомился он. Дуглесс чуть было не застонала! Эти мужчины во все времена одинаковы. Вечно одно и то же: «ты выглядишь великолепно, а что у нас сегодня на ужин?»

– В данный момент, – ответила Дуглесс, – мы с вами ознакомимся с одним из самых скверных проявлений английской жизни: мы отправимся на ленч! Завтрак здесь славный, послеполуденный чай – тоже, да и ужин очень даже недурен, если только вам по душе масло и сливки, а вот ленч… ленч – это нечто неописуемое!

Николас слушал ее с напряженным вниманием, как человек, изучающий новый для себя язык.

– А все-таки, что такое «ленч»? – спросил он.

– Сейчас увидите, – ответила Дуглесс и вошла вместе с ним в симпатичный небольшой паб – на самом деле, пабы были одной из тех достопримечательностей Англии, которые нравились ей более всего. Заняв отдельный кабинет, они пристроили у ног свои пакеты, и Дуглесс заказала пару сандвичей с салатом и сыром, пару пинтовых кружек пива и затем принялась втолковывать Николасу, в чем именно заключаются различия между баром в Америке и пабом в Англии.

– Похоже, здесь больше женщин без спутников-мужчин, да? – спросил Николас.

– Более независимых, чем даже я? – съехидничала Дуглесс. – Да, лично я полагаю, что в наше время уже большинство женщин ведет независимый образ жизни! И, разумеется, у большинства из них есть свои деньги и даже кредитные карточки, и никакие там спутники-мужчины за ними следом не ходят и не присматривают!

– А как насчет кузенов и дядей? Или сыновей? – спросил Николас.

– Нет-нет, теперь все по-другому. Они… – Тут она вынуждена была прервать свои пояснения, поскольку официантка поставила перед ними тарелку с сандвичами, нимало не похожими на американские. «Сандвич с сыром» означал здесь, что между двумя кусочками намазанного маслом белого хлеба помещен ломтик сыра, а «сандвич с сыром и салатом» предполагал, что поверх сандвича с сыром положен еще и листик латукового салата!

Николас смотрел, как она берет с тарелки эту странную еду и откусывает от сандвича, а затем последовал ее примеру.

– Ну и как, нравится? – спросила она.

– Совершенно лишено всякого вкуса, – ответил он, – да и пиво тоже!

Оглядываясь по сторонам, Дуглесс спросила у него, существовало ли в шестнадцатом столетии что-нибудь похожее на эти пабы.

– Нет, – отозвался он, – тут внутри полумрак и тишина и не чувствуется ни малейших признаков опасности!

– Так это же хорошо! – сказала она.

– Ну, я лично предпочитаю, чтобы в моей пище и в залах для публики присутствовала бы некоторая «изюминка», – проговорил Николас, слегка пожимая плечами. Улыбнувшись, она спросила тогда:

– Ну, вы готовы? Идем? У нас ведь еще куча дел!

– Как? – удивился он. – Уйти сейчас? А где же обед?!

– Да вы только что его проглотили, – ответила она. Он недоуменно посмотрел на нее, вскинув бровь, и спросил:

– А где тут хозяин?

– Вон тот мужчина за стойкой бара, похоже управляющий, и та вон женщина – повариха. Минуточку, Николас! Только не надо устраивать скандала! Скандалов англичане терпеть не могут! Я сейчас пойду и…

Но он уже вскочил с места, восклицая:

– Еда должна быть едой, независимо от того, какое у нас столетье на дворе! Нет, сударыня, вы тут посидите-ка, а я сейчас добуду вам настоящий обед!

Дуглесс осталась сидеть. Она видела, как он подошел к бармену и с серьезным видом в течение нескольких минут переговаривался с ним о чем-то. Затем бармен подозвал повариху, и та тоже стала внимательно слушать Николаса. Глядя на эту сцену, Дуглесс подумала, что, если б Николас вполне освоился и приспособился к жизни в двадцатом столетии, то, возможно, с ним было бы непросто.

Через несколько минут он вернулся к столику, и почти сразу им начали приносить блюда с едой: жареных цыплят, овощи, мясо, пирог со свининой и – специально для Николаса! – темное, на вид отвратительное пиво.

– Ну, так как же, госпожа Монтгомери, – начал он в тот момент, когда весь стол оказался заставленным блюдами, – так как же, при таких обстоятельствах, вы сумеете отправить меня обратно, в прошлое, а?!

Дуглесс для начала показала ему, как пользоваться вилкой, а он при этом чуть язык себе не проткнул! – затем извлекла из пакета записную книжку и ручку и приготовилась что-то записывать.

– Прежде чем мы с вами приступим к изысканиям, мне следует узнать о вас все! – пояснила она. Быть может, теперь, когда он примется называть точные места и даты, она все же сумеет его поймать.

Однако ни один из вопросов, которые она ему задавала, даже не уменьшил его аппетита, и он преспокойно поглощал пищу – блюдо за блюдом!

– Родился шестого июня тысяча пятьсот тридцать седьмого года, – сообщил он.

– Ваше полное имя или титул, – насколько я понимаю, в вашем случае требуется именно последнее, – сказала Дуглесс.

– Николас Стэффорд, граф торнвикский и саутитонский, лорд фарлейнский, – ответил он. Дуглесс даже моргнула:

– А еще титулов нет?

– Ну, почему же? Еще несколько баронских титулов, но ни один из них не является важным.

– Ладно, баронские титулы опустим, – согласилась Дуглесс и продолжила расспросы. Она записывала, пока он перечислял названия своих владений: поместья его были разбросаны по всей Англии – от Восточного Йоркшира до Южного Уэльса, – а кроме того, у него были земли во Франции и Ирландии!

Через некоторое время она закрыла записную книжку.

– Хорошо, – сказала она, – мне кажется, мы сумеем раздобыть кое-какие сведения, относящиеся к вам, точнее – к нему!

После пресловутого «ленча» они сделали очередной привал в парикмахерской, где Николаса побрили. Дуглесс взглянула на него, когда, наконец-то начисто выбритый, он откинулся на кресле, и у нее даже дыхание перехватило: волосы у него черные-пречерные, а глаза – темно-синие!

– Как, сударыня, годится? – тихонько посмеиваясь, спросил он.

– Сойдет! – ответила она, улыбаясь ему.

Они понесли пакеты с покупками в гостиницу, и хозяйка сообщила, что у нее появилась свободная комната с ванной. Некая разумная часть существа Дуглесс, не утратившая еще способности думать, подсказывала ей, что эту комнату ей следовало бы занять самой, но рта она так и не раскрыла! Когда Роберт приедет за ней, то, может быть, ему будет полезно увидеть ее в обществе сказочно красивого мужчины!