Мусорщик

Потом он перевел взгляд на дорогу и увидел Шмулевича, неспешно вышагивающего к дому. Шмуль с кислым выражением на лице обходил лужи на дороге. Как на похоронах, подумал Никита. Не провалил бы дело к черту.

Шмуль подошел к дому, взялся рукой за щеколду. И вдруг замер. Даже отсюда, с расстояния в четыреста метров, было понятно, что Шмуль растерян. «Что за черт? — подумал Кудасов. — Что там такое?» После короткого колебания Шмулевич все-таки толкнул калитку и вошел внутрь. Он поставил сумку на крыльцо и двинулся в глубь участка… остановился, присел… и опрометью ринулся обратно. «Да что же там такое? — напряженно думал Кудасов. — Что происходит?» А Шмуль выскочил из калитки и бегом припустил в сторону озера. Кудасов положил бинокль и сказал:

— Подъем, орлы. Похоже, упустили Палыча.

* * *

Мертвые псы лежали рядом. Одному пуля разнесла голову, другому прострелили грудь. Зрелище было неприятным. «Но самое интересно, — подумал Никита Никитич, — нас ожидает в доме…» Он ошибся: в доме было пусто. Изрядно натоптано, но пусто. Лежала на полу двустволка, лежали на столе Палычевы очки…

Судя по следам, в доме побывали трое. Сопротивления Палыч не оказал. Его завернули в одеяло и унесли.

— Значит, — спросил Кудасов Сысоева, — все в норме? Тишь, гладь и божья благодать? Окушков, говоришь, Палыч ловит?

— Никита Никитич, — растерянно произнес Сысоев и замолчал.

— Кто вел наблюдение этой ночью?

— Я, — сказал Петров, не глядя на подполковника.

— Как же так, Николай? — спросил Кудасов.

— Не знаю… все тихо было… дождь…

— Дождь, — повторил подполковник механически. — Ну а выстрелы? Неужели выстрелов не слышали?

— Нет, — ответил Петров. Сознаваться, что он спал, не хотелось. — Может, у них оружие с глушителем?

Кудасов уже и сам догадался, что оружие было с глушителем. Иначе Антибиотик проснулся бы и схватился за ружье.

— Ладно, — сказал подполковник, — рапорт напишешь потом. А сейчас гони в Анциферово, в отделение. Оттуда вызови криминалиста… Мы пока поработаем здесь.

Картину происшествия они восстановили довольно быстро и в целом правильно. Дождь, конечно, уничтожил много следов, но не все. Получалось, что некий стрелок (хороший, нужно сказать, стрелок) двумя выстрелами уничтожил двух собак. Гильзы найти не удалось, но пулю калибром девять миллиметров нашли. Вторая осталась в теле собаки… Затем трое перелезли через ограду и подошли к дому. В дом проникли через окно, нейтрализовали каким-то образом Палыча, завернули в одеяло и унесли. Следы ног двух человек, несущих тело, вдавились в почву глубоко. Когда «сверток» с Антибиотиком переносили через забор, оторвали лоскуток с пододеяльника. На руках Палыча несли еще метров сорок, потом погрузили в автомобиль… вот, пожалуй, и все.

Кудасов связался с местной милицией и сообщил о похищении человека. Передал приметы Палыча и двух мужчин на белых «жигулях» неустановленной модели. Приметы мужчин были не ахти какие. Конкурирующая команда «рыбаков» остановилась на противоположном берегу озера, их видели только в бинокль и, разумеется, детально не рассмотрели. Более того — Никита Никитич даже не знал, что автомобилей было два, что люди, которые увезли Палыча, имеют удостоверения офицеров милиции и проверить их машину не удастся.

Никита Никитич связался и с Питером, предложил обеспечить наблюдение за Наумовым. Он предполагал, что Антибиотика похитили по приказу Наумова и увезли для рандеву с банкиром. Если бы старика хотели убить — убили бы на месте. Но этого не произошло… Значит, он еще нужен. Зачем — второй вопрос, но в том, что Палыч еще жив, Кудасов не сомневался.

* * *

Палыч был еще жив.

Но смотреть на него было страшно. Голый и измученный, он лежал на том самом одеяле, в котором его привезли. Одеяло пропахло мочой, потому что Антибиотик уже не контролировал организм, мочился под себя. Он не знал, где находится и сколько уже времени прошло с того момента, как его увезли из деревни.

Он помнил только узкий луч фонаря и пистолет, приставленный к голове. Потом — укол в вену… очнулся он уже в этом подвале. Раз в сутки его кормили. Несколько раз несильно избивали. Били расчетливо — так, чтобы не убить и не нанести серьезных травм. Он пытался договориться со своими тюремщиками, предлагал деньги. Ему даже не отвечали. Несколько раз приходил человек, мерил давление, пульс, спрашивал: как вы себя чувствуете? И ему тоже Палыч предлагал деньги. И тоже безрезультатно. …Люк раскрылся, и ударил луч фонаря. После полной темени глазам стало очень больно. Старик заслонился от света рукой.

— Ну и запашок тут у вас, — сказал чей-то голос весело.

— Да, парфюм специфический, — ответил другой.

Палыч сел на одеяле. В подвал спустились два человека с фонарями в руках. Их лиц Антибиотик не видел. Он щурился и закрывался рукой от света, другой рукой натягивал одеяло.

Один из пришедших мужчин опустился на корточки, поставил фонарь на пол.

— Здравствуй, Палыч, — сказал он негромко.

— Кто… вы? — произнес старик. Человек направил фонарь на себя.

— Вы… вы… вы… — произнес старик.

— Я, — ответил Наумов. — А ты думал, меня уже и в живых нет? А, Палыч?

— Николай Иваныч, — сказал Антибиотик и заплакал. Слезы текли по осунувшемуся, покрытому седой щетиной лицу.

Наумов хмыкнул, поднялся и достал из кармана сигареты. Он был полностью удовлетворен начальным результатом. Палыч сломался всего за одну неделю!

Наумов сознательно «выдерживал» пленника… ждал, пока «дозреет». Прошла неделя, и врач, наблюдающий Палыча, сообщил: старик полностью деморализован.

— Быстро он спекся, — сказал тогда Наумов. — Я-то думал, что старик покрепче.

— Возможно, так оно и есть, — ответил врач. — Но я его немножко подтолкнул.

— Как это?

— Я включил в его меню трифтазин. В небольших, разумеется, дозах. С учетом возраста и состояния организма.

— А это что за зверь такой?

— Трифтазин подавляет волю, Николай Иваныч.

— Вот оно что, — протянул Наумов. — Тогда все понятно.

И вот теперь он стоял над голым дрожащим телом. Совсем недавно этот плачущий старик был почти всемогущ. Во всяком случае, он запросто ворочал огромными деньгами, по его приказу уничтожались люди. В том числе и Николай Наумов мог стать жертвой этого тихого старичка.

По лицу Антибиотика текли слезы, губы что-то шептали, но что именно, Наумов не мог разобрать. Он стоял над раздавленным врагом, курил сигарету и… не ощущал себя победителем. Было только чувство брезгливости и презрения к костлявому мешку с трифтазином.

Николай Иваныч стряхнул пепел на старика. Антибиотик вздрогнул и сжался в комок.

Наумов резко развернулся и пошел к лестнице, вслед за ним, подхватив фонарь, заспешил представитель самой гуманной в мире профессии. Люк захлопнулся, оставив Палыча в бетонном мешке, на обоссанном одеяле.