– Господи боже, – ответил Арно, – да ведь это же невиннейшее винцо! Я сам за обедом осушаю по две бутылки такого. Однако поглядите, какая чудесная ночь! Давай‑ка на минутку присядем на травку. Тогда ты отдохнешь и выпьешь в полное свое удовольствие. А у меня времени хватит. Только бы явиться в Нуайон до десяти часов, когда запирают ворота… Между прочим, не нарвись на вражеские дозоры. В общем, самое лучшее для нас – задержаться здесь и немного поболтать по‑дружески. Как это тебя угораздило попасть в плен?
– Я и сам толком не знаю, – ответил Мартен‑Герр. – Должно быть, в этом деле столкнулись две линии моей жизни: одна, о которой я знаю сам, и вторая, о которой мне рассказывают. Например, меня уверяют, будто я был в сражении под Сен‑Лораном и сдался там на милость победителя, а мне‑то казалось, что я никогда там и не был…
– И ты все это выслушиваешь? – словно изумившись, спросил Арно дю Тиль. – У тебя целых две истории? Но этакие похождения должны быть интересны и поучительны. Признаться, обожаю сногсшибательные рассказы! Хлебни‑ка, брат, еще пять‑шесть глотков, чтобы прояснилась память, и расскажи мне что‑нибудь из своей жизни. Ты, часом, не из Пикардии?
– Нет, – ответил Мартен, осушив добрые три четверти фляги, – нет, я с юга, из Артига.
– Говорят, хороший край. Что ж у тебя там, семья?
– И семья и жена, дружище, – охотно ответил Мартен‑Герр.
Стоит ли говорить, что кипрское винцо быстро развязало ему язык. Поэтому, подогреваемый обильными возлияниями и вопросами Арно, он принялся излагать свою биографию со всеми интимными подробностями. Он рассказал о своем детстве, о первой любви, о женитьбе, о том, что жена его прекрасная женщина, но только с одним недостатком – ее легкая ручка иногда, неизвестно почему, становится страшно тяжелой. Конечно, оплеуху от женщины мужчина всерьез не принимает, но все‑таки это может надоесть. Вот почему Мартен‑Герр расстался с женой без особого сожаления. Не забыл он упомянуть о железном обручальном колечке на своем пальце и о нескольких письмах, которые ему написала дорогая женушка, когда они впервые расстались, – они всегда при нем… здесь, на груди. Повествуя об этом, добряк Мартен‑Герр страшно расчувствовался и даже пустил слезу. Потом перешел к рассказу о том, как он служил у виконта д’Эксмеса, как начал его преследовать какой‑то злой дух, как он, Мартен‑Герр, раздвоился и сам себя не узнавал в этом двойнике. Но эта часть его исповеди была уже знакома Арно дю Тилю, и он все норовил вернуть Мартена к годам его детства, к отчему дому, к друзьям и родным в Артиге, к прелестям и недостаткам его женушки, именуемой Бертрандой.
Не прошло и двух часов, как лукавый Арно дю Тиль ловко выведал у него все, что ему хотелось знать о давнишних привычках и сокровенных поступках бедняги Мартен‑Герра. По прошествии двух часов Мартен‑Герр попытался было встать, но тут же грохнулся на землю.
– Вот так так! Вот так так! Что случилось? – разразился он раскатистым смехом. – Накажи меня бог, это противное винцо сделало свое дело. Дай‑ка мне руку, дружище, я попытаюсь удержаться на ногах.
Арно приподнял его крепкой рукой, и он, шатаясь, поднялся на ноги.
– Эге! Сколько фонариков! – вскричал Мартен. – Нет, до чего же я поглупел – звезды за фонари принял!..
И затянул на всю округу:
За чаркой доброго вина
Тебе предстанет сатана,
Властитель преисподней бездны,
Как собеседник разлюбезный!
– Да замолчи ты! – закричал Арно. – Вдруг здесь где‑нибудь поблизости бродит неприятельский дозор?
– Довольно! Теперь уж я над ними сам посмеюсь! Что они мне могут сделать? Повесить? Ну и ладно, пусть! Ты меня, однако, здорово подпоил, дружище!
За чаркой доброго вина!..
– Тсс!.. Тихо!.. – прошипел Арно. – Ну, теперь попробуй пройтись. Ты хотел идти на ночлег в Оврэ?
– Да, да, на ночлег!.. Но при чем здесь Оврэ? Я хочу поспать здесь, в траве, под фонариками господа бога.
– Верно, а утром тебя подберет испанский патруль и пошлет тебя досыпать на виселицу.
– На виселицу? – ответил Мартен. – Нет, тогда уж лучше я положусь на самого себя и поплетусь в Оврэ!.. Это туда идти? Ну, я пошел!
Он действительно пошел, но по дороге выделывал такие немыслимые зигзаги, что Арно тут же понял: если его не поддержать, он свалится с ног, а это никак не входило в расчеты негодяя.
– Знаешь что? – сказал он Мартену. – Я человек отзывчивый, а Оврэ совсем недалеко. Давай мне руку, я тебя провожу.
– Идет! – ответил Мартен. – Я человек не гордый…
– Тогда в путь, час уже поздний, – сказал Арно дю Тиль и, держа своего двойника под руку, направился прямо к виселице. – Но чтобы сократить время, может, еще расскажешь что‑нибудь интересное про Артиг?
– Так я тебе расскажу историю Папотты, – сказал Мартен. – Ах, ах! Эта бедняжка Папотта!..
Однако история с Папоттой была настолько запутанна, что мы не беремся передать ее суть. Наконец, когда рассказ уже близился к концу, они подошли к виселице.
– Вот, – сказал Арно, – дальше мне идти без надобности. Видишь вот эти ворота? Это и есть дорога на Оврэ. Ты постучи, караульный тебе откроет. Скажешь, что ты от меня, от Бертрана, и он тебе покажет мой дом, а там тебя встретит мой брат, накормит ужином и устроит на ночлег. Ну, вот и все, любезный! Дай мне в последний раз свою руку – и прощай!
– Прощай и спасибо тебе, – ответил Мартен. – Я даже не знаю, как мне отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Но не беспокойся – господь справедлив, уж он‑то тебе за все воздаст, за все! Прощай, друг!
Странное дело! Услышав это предсказание, Арно невольно вздрогнул и, хоть не был суеверен, чуть не позвал Мартена обратно, но тот уже стучал кулаком в ворота.
«Вот идиот! Стучит в свою могилу, – подумал Арно. – Что ж, пусть стучит».
Между тем Мартен, не подозревая, что его дорожный спутник издали следит за ним, истошно вопил:
– Эй! Караул! Эй, цербер! Откроешь ты, бездельник, или нет? Я от Бертрана, от достойного Бертрана!
– Кто там? – спросил часовой. – Ворота закрыты. Кто смеет подымать такой галдеж?
– Кто смеет? Невежа, это я, Мартен‑Герр, я же, если хотите, Арно дю Тиль и друг Бертрана!..
– Арно дю Тиль! Так ты Арно дю Тиль? – спросил часовой.
– Да, Арно дю Тиль! – вопил Мартен‑Герр, грохая в ворота руками и ногами.
Наконец ворота распахнулись, и Арно дю Тиль, затаившийся в лесу, услыхал, как несколько солдат удивленно воскликнули в один голос:
– Да это же он, честное слово! Конечно, это он!
Комментариев нет