– Взгляни сам.
Дверь камеры распахнулась, и перед ошеломленным и оробевшим Арно предстали на пороге председатель суда и двое его судей.
– Что это значит? – обратился Арно к Габриэлю.
– Это значит, что я, опасаясь, как бы мой бедный Мартен‑Герр от робости опять не запутался, дал возможность судьям без его ведома послушать его заключительную и крайне убедительную речь.
– Вот и прекрасно! – со вздохом облегчения проговорил Арно дю Тиль. – Премного вам благодарен, ваша милость.
Потом, обращаясь к судьям, жалостливо спросил:
– Могу ли я надеяться, что моя речь доказала вам мою правоту?
– Бесспорно, – ответил председатель суда. – Высказанные вами доводы нас вполне убедили.
– Ага! – ликовал Арно дю Тиль.
– Но, – продолжал председатель, – у нас есть доказательства и того, что вчера при размещении узников произошло недоразумение, а именно: Мартен‑Герр был водворен в вашу камеру, а вы, Арно дю Тиль, в настоящее время находитесь в его помещении.
– Что? – пролепетал пораженный Арно. – Ваша светлость, а вы что скажете на это? – обратился он к Габриэлю.
– Я скажу следующее, – сурово произнес Габриэль. – Я хотел получить лично от вас полное доказательство невиновности Мартена и вашей вины. Вы заставили меня, презренный, играть роль, которая мне была омерзительна. Но, видя вашу наглость, я понял, что в борьбе с такими, как вы, допустимы все виды оружия и что лжеца можно одолеть только ложью. В конце концов вы сами облегчили мне задачу: ваша подлость сама вовлекла вас в западню!
– В западню? – отозвался Арно. – Значит, тут была западня! Но так и знайте, монсеньор, вы отрекаетесь от вашего Мартена! Как бы вам не ошибиться!
– Не настаивайте, Арно дю Тиль! – вмешался председатель суда. – Ошибка была заранее обусловлена и совершена с ведома суда. Вы изобличены полностью.
– Но если вы говорите, что ошибка была обусловлена, – не унимался наглец, – кто может поручиться, что не было ошибки в исполнении вашего приказа?
– Свидетели – солдаты и тюремщики!
– Они ошибаются! – завопил Арно дю Тиль. – Я действительно Мартен‑Герр, оруженосец графа де Монтгомери! Я не дам себя так легко осудить! Сведите меня с моим двойником, поставьте нас рядом, тогда и выбирайте, кто Арно дю Тиль, а кто Мартен‑Герр, кто виновен, а кто неповинен! Вы хотите лишь усугубить всю эту путаницу! Но вопреки всему я всегда буду утверждать: я – Мартен‑Герр! И никто не может меня опровергнуть, никто не сумеет доказать обратное!
Судьи и Габриэль лишь покачивали головой да грустно улыбались, видя такое бесстыдное упорство.
– Я снова говорю вам, Арно дю Тиль, – заметил председатель, – спутать вас с Мартен‑Герром невозможно.
– Да почему же? – вопил Арно. – Как распознать? По какой примете?
И тогда Габриэль воскликнул с негодованием:
– Ты сейчас узнаешь, подлец!
Он махнул рукой, и Мартен‑Герр показался на пороге камеры.
Мартен‑Герр – без плаща! Мартен‑Герр – калека! Мартен‑Герр – на деревянной ноге!
– Вот он, Мартен‑Герр, мой оруженосец, – заявил Габриэль, смотря в упор на Арно дю Тиля. – Он чудом избежал виселицы в Нуайоне, но не избежал в Кале справедливой мести, которая предназначалась тебе, и был сброшен в пропасть. Но пути господни неисповедимы, и вот теперь само провидение дает нам возможность отличить бесстыдного злодея от искалеченной жертвы.
Арно дю Тиль, бледный, подавленный, уничтоженный, не смел ни отпираться, ни защищаться.
– Пропал! Я пропал! – пробормотал он и рухнул на пол без сознания.
III. Да здравствует справедливость!
Итак, песенка Арно дю Тиля была спета. Судебное разбирательство тут же возобновилось, и через четверть часа обвиненный был вызван в зал суда для оглашения приговора, который мы воспроизводим дословно по документам того времени:
«На основании допроса Арно дю Тиля, он же Сансетта, именующего себя Мартен‑Герром, заключенного в тюрьме города Риэ;
на основании показаний свидетелей, как то: Мартен‑Герра, Бертранды де Ролль, Карбона Барро и, в частности, господина графа де Монтгомери;
на основании показаний самого подсудимого, который поначалу всячески отрицал свою вину, но впоследствии признался в содеянных им преступлениях, явствует:
что указанный Арно дю Тиль окончательно изобличен в обмане, лжи, самозванстве, прелюбодеянии, грабеже, святотатстве и краже.
Суд осуждает указанного Арно дю Тиля и приговаривает его:
во‑первых, публично покаяться перед местным храмом Артига, для чего ему надлежит остаться в одной сорочке, разуться, обнажить голову, надеть на шею веревку и, держа в руках зажженную свечу, стать на колени;
во‑вторых, просить прощения у бога, короля и правосудия, а также у супругов Мартен‑Герра и Бертранды де Ролль.
По совершении сего указанный Арно дю Тиль передается в руки палачу, который с той же веревкой на шее проведет его по всем улицам и общественным местам селения Артиг и приведет его к дому, где проживает указанный Мартен‑Герр.
Затем он будет вздернут и удавлен на виселице, а тело его – предано сожжению.
Постановлено в Риэ, в двенадцатый день июля, года 1558».
Иного приговора Арно дю Тиль и не ждал. Он выслушал его с угрюмым и безразличным видом, сознался во всем, признал приговор справедливым и даже проявил некоторое раскаяние.
– Я прошу, – сказал он, – у господа милосердия, у людей – прощения и надеюсь претерпеть наказание как истинный христианин.
Мартен‑Герр, присутствовавший при этом, лишний раз доказал судьям свою подлинность: он разразился потоком искреннейших слез, а затем, поборов застенчивость, обратился к председателю, нельзя ли, мол, как‑нибудь помиловать Арно дю Тиля, поскольку он, Мартен‑Герр, готов простить ему все ошибки прошлого.
Но ему возразили, что право помилования принадлежит одному королю, но, даже если бы суд к нему и обратился, король ни за что бы не согласился, потому что преступления Арно дю Тиля слишком гнусны и омерзительны.
А через восемь дней перед красивым домиком, уже возвращенным законному владельцу, Арно дю Тиль, согласно приговору, принял наказание за все свершенные им злодеяния.
В этот день вся округа собралась в Артиге, дабы присутствовать при казни.
Преступник, надо сказать, проявил в последние минуты известное мужество и весьма достойно завершил свою недостойную жизнь.
Когда палач, по обычаю, трижды оповестил: «Правосудие свершилось!» – притихшая, устрашенная толпа стала расходиться, а в то время в доме, некогда принадлежавшем повешенному, некая чета проливала горькие слезы и творила жаркие молитвы – то были Мартен‑Герр и Бертранда.
Но вскоре живительный воздух родного края, душевная теплота родных и близких и в особенности нежная забота Бертранды начисто разогнали морщины на лбу Мартена, и на губах его заиграла веселая улыбка.
Однажды теплым вечером, после радостного и спокойного дня, он отдыхал в виноградной беседке и не заметил всадника, который неторопливо подъехал к дому, спешился и направился к бывшему оруженосцу.
С минуту он взирал с улыбкой на блаженствовавшего Мартена, потом подошел ближе и молча похлопал его по плечу. Тот живо обернулся и тут же вскочил, прикоснувшись к своей шапке:
Комментариев нет