– Мартен, – заговорил Габриэль после недолгого размышления, – перед нами два пути. Оба они ведут к Анжимонскому лесу, где нас поджидает барон Вольперг. Если мы пойдем вместе, то можем и вместе попасть в плен. Если же пойдем разными дорогами, то шансы у нас удвоятся, как это было и при поисках госпожи де Кастро. Ступай же вот по этой дороге; она длиннее, но более надежна. На пути ты натолкнешься на лагерь Валлонов, где, вероятно, содержится в плену господин де Монморанси. Обойди лагерь, как мы это сделали прошлой ночью. Побольше самообладания и хладнокровия! Если тебя остановят, выдавай себя за анжимонского крестьянина; ты, мол, возвращаешься из лагеря испанцев, куда ходил сбывать съестные припасы. Постарайся подражать пикардийскому наречию. Но, главное, помни: лучше нахальство, чем нерешительность. Надо иметь самоуверенный вид. Если ты растеряешься, пиши пропало!
– О, будьте спокойны, монсеньор! – подмигнул Мартен‑Герр. – Не так‑то я прост, как вам кажется, и без труда их одурачу.
– Хорошо, Мартен. А я пойду вон той дорогой. Она короче, но опасней, потому что ведет прямо в Париж и находится под особым контролем. И если я не доберусь до назначенного места, пусть меня дольше получаса не ждут и не теряют драгоценного времени. Ведь ночью опасность не так велика, как вечером. Тем не менее посоветуй барону Вольпергу от моего имени быть крайне осторожным. Ты знаешь, как надо поступить: разделить отряд на три колонны и по возможности незаметнее подойти к городу с трех противоположных сторон. На успех всех трех колонн рассчитывать трудно. Но гибель одной, быть может, будет спасением для двух остальных. Ну вот и все, мой славный Мартен. Может, больше мы и не свидимся… Дай же мне руку, и храни тебя господь!
– О, молю господа сохранить вас! – ответил Мартен. – Все‑таки я надеюсь, что нынче вечером мы сыграем какую‑нибудь ловкую штуку с этими треклятыми испанцами.
– Я рад, что ты в таком расположении духа, Мартен. Так будь же здоров! Желаю тебе удачи и, главное, нахальства.
– И я вам желаю удачи, монсеньор, и осторожности.
Так расстались рыцарь и оруженосец. Поначалу у Мартена все шло гладко, и он, скрываясь в густом мраке, ловко избежал нескольких встреч с подозрительными личностями. Но, приближаясь к лагерю валлонов, Мартен‑Герр очутился вдруг между двумя отрядами, пешим и конным. Грозный окрик: «Кто идет?» – не оставлял ни малейшего сомнения, что его заметили.
«Ну, – подумал он, – теперь как раз пора пустить в ход свое нахальство».
И, как бы осененный свыше необыкновенно удачной мыслью, он затянул во все горло чрезвычайно подходящую к этому случаю песню об осаде Меца:
В пятницу, День Всех Святых,
Не знали жители Меца,
Куда от насевших на них
Германских разбойников деться.
– Эй! Кто идет? – снова рявкнули из темноты; владелец этого грубого голоса говорил на каком‑то непостижимом наречии.
– Крестьянин из Анжимона, – ответил Мартен‑Герр на столь же непонятном языке и продолжал путь, с еще большим усердием распевая свою песенку.
– Эй, стой на месте и перестань горланить свою проклятую песню! Слышишь? – продолжал свирепый голос.
Мартен‑Герр мгновенно сообразил, что один против сотни он не боец, что от конных пешком не убежишь да и бегство его произведет на них самое дурное впечатление. И он остановился. В сущности, он был до известной степени рад случаю блеснуть своей ловкостью и хладнокровием. Габриэль, иной раз как будто сомневавшийся в нем, не имел бы впредь подобных оснований, если бы ему, Мартену, удалось выпутаться из такого трудного положения.
Поэтому он постарался выглядеть как можно беспечнее.
– Клянусь святым мучеником Кантоном! – ворчал он, приближаясь к отряду. – Что за бестолковщина задерживать бедного крестьянина, когда он торопится домой к жене и детям в Анжимон! Ну, говорите, да живей, чего вам надобно от меня?
– Чего нам надо? – спросил окликнувший его человек. – Допросить и обыскать тебя, ночной бродяга. Одежда‑то на тебе крестьянская, а на деле ты, может быть, шпион.
– Хо‑хо! Допрашивайте, обыскивайте, – громко и неестественно рассмеялся Мартен‑Герр.
– Это мы сделаем в лагере.
– В лагере? – повторил Мартен. – Ладно! Идем! Я желаю говорить с начальником. Это что ж такое? Останавливать бедняка крестьянина, который относил провиант вашим товарищам под стены Сен‑Кантена и теперь идет домой? Будь я проклят, если еще раз туда пойду! Это я‑то шпион! Я буду жаловаться начальнику, идем!
– Ишь ты языкастый какой! – усмехнулся командир отряда. – Начальник – это я, приятель. И ты будешь иметь дело только со мной. Не думай, что мы разбудим генералов ради такого плута, как ты.
– Нет, вы меня к генералам ведите! Я требую! – возразил скороговоркой Мартен‑Герр. – Я должен им сказать, что так не хватают ни с того ни с сего кормильцев армии. Я ничего не сделал плохого. Я честный крестьянин из Анжимона. Я потребую возмещения, пускай‑ка вас повесят.
– Он, видно, уверен, что его зря обидели, – заметил один из всадников.
– Ну конечно, – согласился начальник, – и я бы его отпустил, да больно уж знакомы и его голос и фигура… Марш вперед! В лагере все разъяснится.
Мартен‑Герр, конвоируемый двумя всадниками, не переставал всю дорогу сыпать проклятиями. Не умолк он и в ту минуту, когда его ввели в палатку.
– Вот как вы себя ведете со своими союзниками! Ну ладно же! Поищите вы теперь овса для коней и муки для себя, я вам больше не поставщик!..
В этот миг начальник конного отряда поднес факел к самому лицу Мартен‑Герра и даже попятился от изумления.
– Дьявол мне свидетель, я не ошибся! – закричал он. – Это он и есть! Разве вы не узнаете этого негодяя?
– Он! Он самый! – гневно поддакивали остальные солдаты, по очереди подходившие взглянуть на пленника.
– Ну вот! Узнали меня наконец? – заговорил несчастный, начинавший не на шутку тревожиться. – Сами видите, что перед вами Мартен Корнулье из Анжимона… Теперь вы меня, слава богу, отпустите.
– Отпустим тебя? Вор, свинья, висельник!.. – сжимая кулаки, сверкнул глазами начальник отряда.
– Что такое? Что с тобой, приятель? – изумился Мартен‑Герр. – Уж не перестал ли я вдруг быть Мартеном Корнулье?
– Ты и не был никогда Мартеном Корнулье! Мы все тебя знаем и можем запросто изобличить во лжи. А ну‑ка, друзья, скажите этому мошеннику, как его зовут, сорвите с него личину.
– Это Арно дю Тиль! Это же мерзавец Арно дю Тиль! – повторил хором десяток голосов.
– Арно дю Тиль? Это кто же такой? – спросил, бледнея, Мартен.
– Да, отрекайся от самого себя, подлец! – воскликнул начальник. – Но вот, по счастью, десять человек могут опровергнуть твои враки. Неужто у тебя хватит наглости отрицать, что в день святого Лаврентия я взял тебя в плен и что ты состоял в свите коннетабля?
Комментариев нет