Он еще немного посидел на берегу, опустив голову, слушая журчание воды и чувствуя тепло солнечных лучей на плечах. Мокрая спина высыхала, и его приподнятое настроение стало улетучиваться, уступая место предчувствию, что основания для надежды имелись.
Услышав шум, Марк поднял голову. Кто‑то приближался. Он узнал ее фигуру, мучительную медлительность походки, и сердце в его груди тревожно забилось. Луиза.
Луиза Уиттакер
На берегу сидел мужчина. Сначала Луизе показалось, что он голый, но, когда он поднялся, она увидела, что на нем плавки, узкие и облегающие. Она смутилась. Это был мистер Хендерсон.
Когда Луиза приблизилась, он уже успел обернуть вокруг талии полотенце и натянуть футболку.
– Миссис Уиттакер, как вы?
– Луиза, – поправила она. – Пожалуйста.
Он наклонил голову, слегка улыбнулся.
– Луиза. Как вы?
Она попыталась улыбнуться в ответ.
– Сами знаете.
Он не знал. Никто не знал.
– Говорят… Психологи говорят, что бывают хорошие дни, а бывают плохие, и это надо просто принять.
Марк кивнул и отвел взгляд, и она заметила, как он покраснел, явно смутившись.
Оба чувствовали себя неловко. До того как ее жизнь разбилась вдребезги, она никогда не задумывалась, насколько не по себе бывает людям, с которыми заговаривает человек, переживший горе. Сначала эту скорбь признавали, уважали и принимали в расчет. Но позднее она начала мешать – беседе, смеху, нормальной жизни. Всем хотелось оставить ее в прошлом и продолжать жить, и тут появлялась Луиза со своим горем, действуя всем на нервы и волоча за собой тело своего мертвого ребенка.
– Как вода? – спросила она, и он покраснел еще больше. Вода, вода, вода – в этом городе от нее никуда не деться. – Наверное, холодная?
Марк потряс головой, как мокрая собака.
– Бррр! – произнес он и натянуто рассмеялся.
Оба думали об одном и том же, и она чувствовала, что должна об этом заговорить.
– Вы слышали о матери Лины?
Как будто кто‑то мог не слышать. Мог жить в этом городе и не знать.
– Да, ужасно. Настоящий кошмар. Такой шок. – Он замолчал и, так и не дождавшись реакции Луизы, продолжил: – Э‑э… я хочу сказать, что в курсе, что вы с ней… – Не договорив, он обернулся и бросил взгляд на свою машину.
Он не знал, как уйти, бедняга.
– Не совсем ладили? – закончила за него Луиза, играя талисманом в виде маленькой голубой птички, висевшей на шее. – Да, мы не ладили. Но все равно…
«Но все равно» было всем, что она смогла из себя выжать. Сказать «не ладили» про их отношения с Нел значило не сказать ничего, но говорить об этом не имело смысла. Мистер Хендерсон отлично знал о вражде между ними, и будь она проклята, если станет стоять тут на берегу реки и делать вид, будто смерть Нел Эбботт ее опечалила. Притворяться она не могла, да и не хотела.
Слушая психологов, она знала, что все их слова чушь и в ее жизни больше никогда не будет ни одного хорошего дня, но все же в последние сутки или около того она не могла не чувствовать торжества.
– Такой ужасный конец, – продолжал мистер Хендерсон, – и то, как это произошло… как она сорвалась…
Луиза мрачно кивнула.
– Может, ей самой этого хотелось. И она сделала то, что хотела.
Марк нахмурился.
– Вы думаете, что она… что это не было случайностью?
Луиза покачала головой:
– Понятия не имею.
– Да нет, конечно, нет. – Он помолчал. – По крайней… по крайней мере, теперь то, что она писала, уже наверняка не опубликуют, верно? Ведь книга о заводи, над которой она работала, не закончена? И потому не может быть опубликована…
Луиза смерила его насмешливым взглядом.
– Вы так думаете? А вот мне кажется, что ее смерть, напротив, повышает шансы на издание. Женщина пишет книгу о людях, погибших в Смертельной заводи, и сама же лишается жизни в воде. Полагаю, что желающие опубликовать это найдутся.
Марк с ужасом смотрел на нее.
– Но Лина… наверняка Лина… этого не захочет.
Луиза пожала плечами.
– Кто знает? – снова спросила она. – Ведь авторский гонорар будет выплачиваться ей. – Она вздохнула. – Мне пора, мистер Хендерсон. – Она похлопала его по руке, и он накрыл ее руку своей.
– Мне очень жаль, миссис Уиттакер, – произнес он, и она была тронута, увидев в его глазах слезы.
– Луиза, – поправила она. – Зовите меня Луиза. И я знаю. Знаю, что вы чувствуете.
Луиза направилась обратно. Такая прогулка по тропинке вдоль реки занимала несколько часов, а в жаркие дни даже больше, но иного способа хоть чем‑то себя занять она не находила. Не то чтобы других дел у нее не было. Надо связаться с агентами по недвижимости, начать наконец поиск подходящей школы. Поменять постельное белье, разобрать шкаф и убрать ставшую ненужной одежду. Сын тоже требовал внимания. Наверное, завтра. Всем этим она займется завтра, а сегодня Луиза шла вдоль реки и думала о дочери.
Сегодня, как и во все предыдущие дни, она вновь безрезультатно пыталась воскресить в памяти хоть какие‑то особенности в поведении дочери, те самые «красные флажки», которые так и не сумела заметить. Она постоянно задавалась вопросом, что могло указывать на проблемы в счастливой жизни ее дочери. Потому что, если быть откровенной, Кэти никогда не давала им повода для беспокойства. Она была яркой, способной и уравновешенной девочкой с твердым характером.
Ее переход из детства в юность произошел легко и просто, она восприняла его совершенно спокойно. Если Луиза иногда и переживала, то только из‑за того, что Кэти, похоже, вообще могла обходиться без заботы и внимания родителей. Ее ничто не раздражало, и ничто не мешало ей радоваться жизни – ни школьные занятия, ни навязчивое общество лучшей подруги, ни даже шокирующий в своей стремительности расцвет взрослой красоты. Луиза отлично помнила, какое острое чувство стыда она сама испытывала подростком, замечая, как мужчины смотрят на ее тело, но Кэти это ничуть не смущало. Другие времена, объясняла себе Луиза, и девочки сейчас тоже другие.
Луизу и ее мужа Алека беспокоила не Кэти, их беспокоил Джош. Он всегда был чувствительным и нервным ребенком, но в этом году что‑то изменилось и угнетало его; казалось, с каждым днем он становился все более скрытным и замыкался в себе. Они переживали, что над ним могли издеваться в школе, что он стал хуже учиться, что по утрам у него под глазами темные круги.
Наверное, – а какая может быть другая причина? – пока они следили за сыном, боясь, что тот может упасть, оступилась их дочь, а они и не заметили, и потому не смогли вовремя подхватить и поддержать ее. Чувство вины, как ком в горле, не позволяло ей дышать – она думала, что в конце концов оно окончательно ее задушит, но этого никак не происходило, и она была вынуждена жить дальше – жить и помнить.
Комментариев нет